Огненный глаз Тенгри

Я, дыша ртом, вернулся в крохотную прихожую, сгреб под мышки невнятно бормочущего мужика в семейных трусах и полинялой футболке и рывком поставил его на ноги. Матерщинник оказался длинным и тощим субъектом с небритым лошадиным лицом. Он мутно оглядел нас с Олегом и сипло произнес:

– Какого х… приперлись?

– Еще раз матюгнешься, оставлю без зубов, – пообещал я и ощутимо встряхнул его за шкирку.

Тощий испуганно примолк.

– Кто из вас Урманов? – сухо поинтересовался Ракитин, подходя к урчащему и издающему кислое зловоние агрегату.

– Я, господин офицер! – подпрыгнул с табурета тщедушный мужичок. Он выбросил окурок на балкон и попытался встать по стойке «смирно», но его заметно повело в сторону, и пришлось бедолаге хвататься за подоконник.

– Офицер? – удивленно посмотрел на него Олег. – А впрочем, верно. Я – капитан криминальной милиции Ракитин.

– Сержант запаса Василий Урманов, – не без гордости отрапортовал мужичок.

– Что же вы, сержант, бордель в квартире устроили? – нахмурился Ракитин.

– Вертеп, – тихо сказал я.

– Неважно! Посмотрите, Урманов, до чего вы докатились. – Олег уличающим жестом обвел комнату. – Разврат, пьянство, самогонный аппарат… Не стыдно?

– А сын – ученый, историю изучает, диссертацию пишет, – подключился я, усаживая своего тощего подопечного на тахту и показывая ему кулак, чтобы помалкивал.

Урманов неожиданно всхлипнул и сник, снова опустившись на табурет.

– Только Антону не говорите! – почти прошептал он.

– Не скажем, – пообещал Ракитин. – Но чтобы завтра этого всего, – он еще раз взмахнул рукой вокруг, – не было, сержант!

– Так точно, господин капитан…

– Ладно, – вмешался я. – Василий… как вас по батюшке?..

– Сергеевич…

– Очень хорошо. Василий Сергеевич, когда вы в последний раз виделись с Антоном?

– В прошлом году. Он ехал в командировку…

– А он недавно не звонил вам?

Урманов то ли шмыгнул носом, то ли хихикнул и посмотрел на меня вполне трезвым взглядом.

– У меня телефона уже второй год нету. Отключили за долги.

– Дело в том, что ваш сын пропал три дня назад при довольно странных обстоятельствах, – веско сказал Ракитин. – Поэтому нас интересуют любые сведения, которые вы можете сообщить о нем.

– Как по-вашему, куда бы он мог так внезапно уехать?

– Ну, Антоша с детства был резвым. Они, бывало, с Генкой могли запросто за полсотни верст на озера ушкандыбать за карпами. Причем, как теперь говорят, автостопом…

– А кто это – Генка?

– Да брат его родной, – Урманов снова помрачнел. – Старший он, на геолога выучился. Весь Алтай пёхом исходил, почитай, до самого Китая. Антон его шибко любил…

– А что с ним случилось?

– Погиб. Уж года три как… Под лавину попал возле Старой Крепости[42]. Тела так и не нашли.

Урманов отвернулся, размял папиросину, закурил.

– Мать ихняя после этого слегла, за полгода растаяла от горя…

– Извините, мы не знали… – Мне всегда в таких случаях становилось неловко, будто я пытаюсь влезть в чужую квартиру или роюсь в чужих вещах. – А… нет ли у вас фото Геннадия? – смутная догадка замельтешила у меня в голове.

– Есть конечно, – Урманов медленно прошел через комнату к платяному шкафу, открыл взвизгнувшую дверцу, долго копался на полках, наконец извлек затертый до белизны пухлый фотоальбом. – Вот, смотрите, – протянул мне альбом.

Я взвесил том на руке и положил его на подоконник. Обыкновенная семейная хроника, ничем не примечательная – свадьба, юность, первая собственная комната, первый ребенок, первые радости, второй ребенок… «А разница-то у братьев года три-четыре, не больше!» Вот и школа, новая квартира (видимо, эта самая!), выпускной у старшего, Геннадия…

Я перелистнул сразу несколько страниц и остолбенел. На меня с профессионально сделанного в фотоателье портрета смотрел, чуть улыбаясь, «шаман»!

Ракитин тоже заглянул в альбом и присвистнул:

– Елы-палы! А покойничек-то живуч оказался!

– Что вы говорите, господин капитан? – насторожился Урманов.

– Э-э… Василий Сергеевич, спасибо за сотрудничество, – Олег радушно похлопал его по плечу. – Вы нам очень помогли. А вот это все, – окинул он взглядом расхристанную комнату, – надо срочно прекратить!

– В самом деле, – поддакнул я, – не ровен час, сын узнает!

– Господа, умоляю, не говорите Антону! – Урманов вцепился в нас обоих. – Стыдно-то как…

– Вот и прекращайте!

Недвижно лежавшая до сих пор на тахте баба вдруг открыла глаза и резко села. Простыня, прикрывавшая ее, упала на пол, открывая для обозрения внушительные прелести. Мутно оглядев четырех мужиков, замерших то ли в восхищении, то ли в растерянности, кустодиевская красотка криво улыбнулась и просипела:

– Мальчики, только не все сразу!

– Я первый! – внезапно очнулся тощий субъект, тихо сидевший все время на краю тахты. И цапнул бабу за необъятную грудь.

– Отвали, Колян! – рявкнула та, отмахнувшись дебелой рукой. – Я тебе уже давала.

Получив хлесткую затрещину, тощий Колян улетел с тахты в угол и развалил плотный строй бутылок с самогоном.

– Картина Репина «Приплыли»! – поморщился Олег. – Пошли отсюда, Димыч!

Мы отодрали от себя причитающего Урманова и быстро ретировались в коридор.