Огненный крест

Родной брат Николая Павловича Гуцаленко, отец Сергий из венесуэльской Валенсии, рассказывал мне: «...Чтоб не забыть русский язык в своей высокогорной перуанской Арекипе, Николай закрывается у себя в кабинете, поет русские песни и декламирует стихи».

* * *

А у нас? А – дома?!

По случайности, по нелепости открываю дверь шумливой, беспардонной демократической газеты «Согласие». Снует знакомая «гвардия» прежних обкомовских изданий Тюмени и её сельскохозяйственных окрестностей. Во главе стола – самая солидная (я уж наслышан и начитан) местная «жертва сталинских репрессий», устроившаяся под огромным портретом внучка писателя Гайдара, мой прежний, бурных семидесятых лет, коллега-приятель Боря. Сосредоточен, углублен – с видом оператора настольной гильотины! Нюхом чую: пишет очередную похабель про колбасу. Сейчас все «свободные» (от кого и от чего?) журналисты, по почину редактора «Огонька» Коротича, пишут про ейную, с американской харей, колбасу. Её, заветную, у кого есть деньги (их нет у многих!), можно уже купить в большом количестве, разной закордонной копчёности-варёности, с добавками сои и рыхлой туалетной бумаги. Зато – без очередей.

Хотел было все ж окликнуть да поздороваться со старым приятелем – «Боря!». Но втискивается в проем двери бывший преподаватель марксизма-ленинизма Бурбулис: «Не мешай!»

Два младших литсотрудника «Согласия» достругивают и сколачивают гроб-домовину. «Да, для Советского Союза!» – ядовито обозревает меня колючим ястребиным оком Бурбулис. Я пытаюсь поймать его горловой кадык, напоминающий обглоданную собачью кость, хрястнуть им о дверной косяк, но ельцинский госсекретарь оказался бесплотен.

Неужели тут все бесплотные?

Но замредактора вполне зримо и телесно, с полным отсутствием комплекса неполноценности, выправляет на голове какого-то демократского посетителя кривые гвозди, часто попадая по собственным демократическим перстам, морщится. Молча. Посетитель тоже помалкивает. Но, кажется, тихо ликует, утробно радуется от присутствия, что ль, в сем популярном у определенной публики заведении? На готовой крышке домовины главный редактор турецким ятаганом кромсает краковскую колбасу, ест без передыху. Не закусывает. А по-простому, по-мужицки, пристально ест и ест!

Пахнет могильной землей, сероводородом, мышами.

На подоконнике – при постных позах – сидят долгоносики, перепончатые и членистоногие. Ведьмы и ведьмаки с ликами рукомойников возлежат вперемежку с кишечнополостными, то есть весь набор земноводных и малоизвестных гадов, нежитей и тварей, которые потом переселятся в передовицы будущей прохановской газеты «Завтра», обретя там новый эстетический и политический оттенок и смысл.

Внучок писателя Гайдара, Егор, на портрете шевелит щеками, причмокивает губами, вынимает из-за щеки шкурку одесской полукопченой, нюхает, произносит сыто и удовлетворенно, как очередную либеральную дурилку: «Ну дак вот...»

«Вот она!» – просвистел над столом углубленного в колбасную тему Бориса сорвавшийся с карниза ушан, сияя клювиком и шелестя перепонками пергаментных, цвета унылой покойницкой, когтистых лапок. Боря поднял отуманенный взор, не признав во мне старого приятеля, взмахнул сизым голубиным крылом, вылетел вон – в раскрытую полость форточки.

«Куда это он?...»

«А черт его знает!» – пробежала со стаканами на подносе крашеная девица на копытцах, пулеметно сея из-под хвоста овечий горошек...

Вышел на крыльцо. Посмотрел на триколор, радостно, от моего внимания, затрепетавший над бывшим обкомом партии, зашагал в сторону железнодорожного вокзала, где на втором пути поджидала электричка, чтоб увезти меня на недальнюю станцию, где находился мой огород при старинной избушке, периодически «инспектируемой» расплодившимися за последнее время местными воришками, бомжами.

Изрядно набитый вагон электропоезда наполнялся шелестом перепончатых крыл летучих мышей. На полках, где сумки пассажиров, сидели уже знакомцы-земноводные из покинутого мной «Согласия». Они зорко выбирали для агрессии «сталинистов» и «столпов тоталитаризма». У одной из рептилий узнал клювик Бурбулиса. И тут нечто осязаемое опустилось на плечо, сказало человеческим голосом:

«Вся эта сволочная свора – красные каббалисты! Они проповедуют так: поскольку добро и зло созданы Богом, то зло тоже имеет право на существование. То есть апология зла. Но воплощением и символом зла является сатана. Поэтому некоторые называют их не каббалистами, а сатанистами...». – «А Вы кто?» – «Писатель Григорий Климов». – «Читал Ваши «Красные протоколы» в Венесуэле, когда гостил у друзей, русских эмигрантов. Думал, э-э-э, пропаганда...». – «Зря так думал... На эту тему я писал и в книге «Князь мира сего». Её можно теперь прочесть и в России. Сразу предупреждаю: книга страшная и не для слабонервных...»