Огненный крест. Бывшие

Не сомневаюсь, знай Черчилль все о нашей системе, он, безусловно, поставил бы большевизм на недосягаемо первое место по преступной чудовищности и людоедству. Но может быть, и тогда все равно произнес бы похвальное слово?..

«Что ж, история, народ таких людей не забывают».

Мы не забудем — это точно.

Можно строить это самое величие государства («принял Россию с сохой и оставил ее с атомным вооружением») не на костях, черепах и бесправии, упиваясь своей безмерной властью и трепетом, согнутыми спинами, холопским лепетом. Новая история дает множество подобных примеров. На карте мира десятки государств, могущество и процветание которых созданы не диктаторами и истреблением своих народов.

Сталин упивался неограниченной тиранической властью.

Лучшей эпитафией на могиле Сталину могут быть слова Берии — его верного пса-людоеда. Берия прокричал их кинорежиссеру Михаилу Чиаурели (он снял несколько грандиозных фильмов о «великом вожде») месяц спустя после гибели Сталина:

«Забудь об этом сукином сыне! Сталин был негодяем, мерзавцем, тираном! Он всех нас держал в страхе. Кровопийца! Он весь народ угнетал страхом! Только в этом была его сила. К счастью, мы от него избавились[150]. Царство небесное этому гаду!»

Кому другому не знать того, что почти в истерике вылаивал этот самый близкий Сталину человек, тем более одной грузинской крови. Он знал о Сталине все, и столько, и такое, о чем достопочтенный сэр Уинстон и не догадывался, что не могло ему прибредиться даже в самой злой горячке. Очень удобно наблюдать кровавый фарс из первого ряда театра, все время осознавая, что ты всего лишь зритель, ты сейчас вернешься в уют и покой сытой, устроенной жизни.

Но если бы это был только спектакль!..

В одну из ночей 1961 г. — вскоре после XXII съезда КПСС — сержант Берлев[151] и солдат (оба из кремлевского полка) вырыли могилу у кремлевской стены. Саркофаг с телом Сталина открыли. Другой солдат срезал погоны генералиссимуса, золотые пуговицы и звезды Героя (Социалистического Труда и Советского Союза).

Анастас Иванович Микоян отказался войти в мавзолей и проститься с тем, с кем прошел бок о бок (более трех десятков лет) через революцию, террор и Отечественную войну: небрежно махнул рукой и отвернулся. Микоян являлся членом президиума ЦК КПСС и первым заместителем председателя Совета Министров СССР, к тому времени один из старейших партийных деятелей.

На захоронение не были приглашены ни дальние, ни близкие родственники Сталина. Несколько солдат подняли саркофаг, вынесли и опустили в могилу. Наблюдали за процедурой комендант мавзолея и офицеры кремлевского полка — того самого, личный состав которого нес охранную службу на посту № 1 — у входа в мавзолей. И зарыли Сталина.

Той же ночью имя «Сталин» на мавзолее заложили древесностружечной плитой и закрыли клеенкой под цвет мрамора.

О последних годах Василия Сталина расскажет в книге воспоминаний Александр Николаевич Шелепин, в прошлом — первый секретарь сталинского ЦК ВЛКСМ (у меня хранится Почетная грамота ЦК ВЛКСМ за отличное окончание саратовского Суворовского военного училища в достопамятном 1953 г. с подписью-клише «железного Шурика» — так звали Шелепина в 60-е годы, разумеется за глаза), потом — председатель КГБ (чьим почетным поднадзорным я состою не один десяток лет) и, наконец, член всемогущего политбюро ЦК КПСС времен Брежнева.

«Пожалуй, самым тяжким для меня в чисто человеческом плане было поручение заняться судьбой Василия Сталина — сына И. В. Сталина, который сидел в тюрьме, — рассказывает Шелепин, в ту пору председатель КГБ. — Как-то Хрущев задал мне вопрос: «А как чувствует и ведет себя Василий Сталин? Может, его освободить (хорошо устроились: можем посадить, можем освободить, а суд и законы? — Ю. В.). Поговорите с ним сами и посоветуйтесь об этом со Светланой — дочерью Сталина». Москвичам Василий был известен как алкоголик, развратник, допускавший хулиганские действия. Когда мы встретились с ним, он поклялся, что будет вести себя достойно. Посоветовался и со Светланой, задал ей вопрос: «Как вы смотрите на то, чтобы освободить Василия из тюрьмы?» Она сказала: «Если вы со мной советуетесь и хотите знать мое мнение, то скажу откровенно: я бы его из тюрьмы не освобождала». О беседах с Василием и Светланой доложили Хрущеву. Выслушав меня, он сказал: «Я за то, чтобы его освободить» — и попросил узнать мнение членов Президиума ЦК. Если они поддержат это, то привезти Василия к нему в Кремль. Все высказались за его освобождение.

На другой день его привезли к Хрущеву. Я присутствовал на этой встрече. Василий, войдя в кабинет, бухнулся ему в ноги и умолял выпустить на волю. Хрущев подошел к нему, поднял с пола, обнял и заплакал, приговаривая: «Вася, Васенька, мой дорогой, ведь я тебя еще в люльке качал». Затем сказал ему, что из тюрьмы он будет освобожден, но чтобы он, Василий, вел себя хорошо. Вскоре решением суда (это самое пресловутое «телефонное право». — Ю. В.) его освободили из тюрьмы.