Огненный лис

— Ну, чего там у тебя? Все пучком? — Спросила морда неизвестно кого.

— Стоять! — Перепуганный Рогов направил на дверь сразу оба ствола своего пистолета и «трофейного» револьвера.

Морда исчезла, однако в углу зашевелился фарцовщик.

— Стоя-ять! — Заорал ещё громче Виктор и, не зная, что делать дальше, начал угрожающе щелкать курками над его головой.

Тот, окончательно ошалев от ужаса, понял команду буквально, вскочил и ввытянулся по стойке смирно.

— Лицом к стене, руки на затылок, ноги на ширину плеч… — Рогов не был уверен, что говорит все, как положено, однако времени вспоминать фильмы про милицию уже не осталось. — Н-на! Н-на, мудило!

Влепив под зад «арестованному» пару безобидных пинков, он бросился к выходу из парадной.

— Витя, давай! — Рядом, буквально в двух шагах поддавал газку своей «Яве» преданный Ройтман. — Побыстрее, пожалуйста, а то нам сейчас…

Со стороны «Альбатроса» к братьям-разбойникам уже приближалось человек десять мужчин серьезного вида. Во главе, почему-то, с сержантом милиции видимо, спекулянты вытащили его по такому случаю из местного пикета.

— Поехали, Паша… Гони, блин!

Ройтман вылетел на оперативный простор, и не делая различия между проезжей частью и тротуаром понесся вдоль по Двинской улице. Лихо перемахнув через Обводный канал, он воткнул мотоцикл между двумя встречными трамваями и на красный свет оказался за перекрестком.

— Ты чего? — Завопил Виктор. — Сбавь скорость, убемся ведь!

— Не убьемся! — Ответил Павел, но дальше они поехали все же чуть помедленнее. А когда впереди показалась арка родного двора-колодца, он вообще остановился:

— На фиг… Хватит! Какие тут, блин, грабежи, а? Да я пока тебя сегодня ждал — чуть не обосрался.

— Обошлось же…

— Хватит. Не могу я! Понял? Все. Лучше уж Карлины билетики лохам продавать.

… А сейчас Паша Ройтман стоял в дверях — заматеревший, конечно, но все такой же застенчивый и безобидный с виду. Только темные мешки под глазами: то ли от бессонницы, то ли по причине злоупотребления спиртным.

— Здорово, братан. Здравствуй! — Радостно обнял его Виктор. — Хорошо, что пришел… Все уже в сборе, даже сам Ян Карлович не забыл — изволил пожаловать собственной персоной. Видал? Вон, у окна салаты втихаря пробует.

Запоздавший гость разулся, прошел в комнату и сразу же уселся за стол:

— Ну, будем здоровы! С возвращением, Витян.

Веселье началось. Народ звякнул рюмками, выпил и потянулся за закусками. Потом повторили, потом выпили по третьей, по четвертой…

— Ты как сам-то, Витек? — Вяло ковырнул тарелку с горячим Ройтман. Гадко там было, да?

— По-всякому, Паша… Конечно, место суровое. Не каждый выживет, понял? Ты бы, со своим характером… — тут Рогов красочно и не особо стесняясь в выражениях обрисовал собеседнику переспективу его социально-полового статуса «на зоне».

Да так, что Ройтман поперхнулся и замахал руками, словно отгоняя мух. Виктору даже стало жаль родственника:

— Ладно, не обижайся… Это у меня теперь шуточки такие. Расскажи, лучше, что у тебя-то новенького? Семья, дети? Гляжу, при погонах!

— Расскажи, расскажи, Пашенька, — встрял в разговор Ян Карлович по прозвищу Папа Карла. — Поведай миру!

Ройтман пожал плечами, и Виктор вопросительно посмотрел на третьего их собеседника, ожидая продолжения.

— Он у нас теперь большо-ой человек, — пояснил тот, подкладывая себе в тарелку салат из дефицитных кальмаров. — Шишка, одним словом! Сидит на Шпалерной, в ихнем управлении. Музеем заведует. Хи-хи… Почти, можно сказать, директор Эрмитажа.

— Да ну! — Удивился Рогов и обернулся к брату:

— Ты же, вроде, в порту, на таможне ошивался? Выперли, что ли?

— Да так, — поморщился от неприятной темы Ройтман. — Ерунда, в общем… А музея-то — всего две сабли, да один орден. Остальное — декреты всякие, бумажки… Даже спереть нечего. Сижу там, как дурак — штаны казенные протираю. Скукота! Зарплату — и то во-время не платят. Так что, приходится по вечерам халтурить, пассажиров на «запорожце» возить.

— Значит, так теперь живешь…

— Живу. Как все… Чего рассказывать-то?

— Пьешь?

— В каком смысле?

— Водочку… Сильно пьешь? — Уточнил Рогов, которого жизнь научила почти безошибочно распознавать людские пороки.

— Ну что вы, Виктор! Скажете тоже… — слишком уж явно обиделся Ройтман.

— Попивает, попивает, — подтвердил зловредный Папа Карла. — И не просто попивает, а жрет её, родимую, что ваша хавронья!

— Ян Карлович! Я бы попросил тебя…

— Ладно, все свои. Слышишь, Виктор? Ему нет бы накушаться тихо, да спать уйти. Обязательно ведь на подвиги тянет, за руль! Тут на днях, говорят, гаишники его тормознули на Краснопутиловской.

— Пьяного?

— Естественно! Улица глухая, вот он и решил по ней вечерком к отчему дому пробираться. Даже фары, мудак, загасил — чтобы машину не видно было. Ну, менты его за отсутствие освещения в темное время суток и остановили. Открывают дверцу — а там Павлик, в дрыбадан. Начали вытаскивать — ни в какую! Плюется, толкается, ногами машет…

— Не было этого!

Ройтман сидел красный и злой, но Ян Карлович только отмахнулся: