Огненный мост

В шесть часов вечера в пивной у Храпова была назначена встреча с человеком из второй группы. Бывший штабс-капитан ждал, что к нему придет сам командир, возможно, он пригласит Храпова на конспиративную квартиру, где лично познакомит с планами, объяснит задание. Это было бы правильно.

Взяв две кружки пива, Храпов стоял за столиком рядом с двумя уже сильно опьяневшими рыбаками, у которых на одежде были видны засохшие рыбные чешуйки. Да и запах от них исходил специфический – мазута и речной тины. Они спорили о чем-то, растопыривая пальцы, и никого вокруг не замечали. Храпова это устраивало. Он положил на столик журнал «Работница» за июнь 1942 года с изображением трех самолетов на обложке и стал потягивать пиво, поглядывая на посетителей и пытаясь угадать, кто же из них связной.

Он появился неожиданно, когда Храпов допивал вторую кружку и раздумывал, идти снова к прилавку или уходить совсем. Это был молодой мужчина в кепке и шерстяной рубахе, под которой виднелась морская тельняшка. Он держал в руке кружку с пивом, во рту, как приклеенная, висела дымящаяся папироса. Разговаривать, не выпуская папиросы изо рта, считалось особым шиком.

– Свободно, друг? Пришвартуюсь?

– Да, пожалуйста, – кивнул Храпов и чуть подвинулся, давая незнакомцу место.

Мужчина в тельняшке одной затяжкой докурил папиросу до самого мундштука и раздавил окурок в железной пепельнице. Сделал большой глоток, вытер тыльной стороной ладони рот и кивнул на журнал:

– Все на самолет, даже работницы? Бабы, они налетают. Им место у плиты или на фабрике, авиация – дело мужское. Вы согласны со мной? Вы случайно не летчик?

Последние две фразы были паролем. От неожиданности Храпов даже вздрогнул. Стараясь не выдать волнения, он взял кружку, не спеша допил пиво и только после этого ответил:

– Нет, я не летчик. Я высоты боюсь. В детстве прыгнул с сарая и сломал ногу.

– Левую? – спросил мужчина.

– Правую, – ответил Храпов.

– Возьмите, – мужчина вытащил из кармана брюк газетный сверток и сунул его Храпову под локоть. – Здесь схема места. Осмотритесь там. Инструкции получите позже.

– Я хотел бы знать общую цель нашей заброски, – тихо сказал Храпов. – Мне кажется, меня следует посвятить в планы, как руководителя группы. Вы просто связной или руководитель группы?

– Не задавайте лишних вопросов, – резко бросил незнакомец. – Все, что вам нужно знать, вы узнаете в положенное время. Кстати, в свертке хорошая вобла, можете дома съесть.

Мужчина опрокинул в рот остатки пива и двинулся к выходу. Храпов смотрел ему вслед, на широкую спину, на сапоги с отворотами, смятые внизу гармошкой. Уверенный, нагловатый тип. Захотелось грохнуть кулаком по столу и заорать на всю пивную: «Как вы смеете!» Но орать было нельзя. И кулаком по столу нельзя, потому что запросто вызовут милицию и заберут за мелкое хулиганство. Кажется, так это здесь называется. А в милиции – проверка документов, установление личности и – все, ты засыпался.

«Я им не мальчишка!»

Храпов закрыл глаза, постарался досчитать до десяти и мысленно успокоиться. Его била нервная дрожь, душила злость. Почему с ним так обращаются? Он русский офицер, он патриот своей Родины! Он здесь не за деньги, он готов жизнь отдать, а всякие такие, как этот…

Сосновский выходил с территории завода, когда очередная смена уже закончилась. Вечерело, на небе появлялись первые звезды. Воздух был напоен августовской душистой прелостью, запахом поспевающих ранних яблок, цветов на клумбе возле проходной. Из леса тянуло душной влагой. Михаил снял пиджак и забросил его на плечо. Почему-то вспомнились годы работы в Германии. Да, там тоже иногда от усталости, чтобы снять напряжение, хотелось вот так же постоять, ощутить воздух, вдохнуть запах природы, прислушаться к звукам.

Хотя какие там, в Берлине, звуки. Большой промышленный город, столица. И звуки там чисто городские, индустриальные. А здесь, на окраине провинциального города, так успокаивающе трещат сверчки. Хотелось слушать их и слушать. Где-нибудь на лавке в парке. Или в саду под яблонькой. И сидеть, ни о чем не думая. А лягушки? Где-то есть совсем небольшой водоем, пруд какой-нибудь местный. И в нем обязательно к вечеру начнут квакать лягушки. Вот как сейчас. Господи, благодать-то какая! Как будто и нет войны! А она есть…

И это затишье, но это – затишье перед боем, перед новыми смертями и разрушениями. Растянутое во времени невыносимое горе, которое надо перетерпеть. Как там говорится в Библии, бог посылает нам только те испытания, которые нам по силам? Ну что же, выстоим, вынесем и это!

– Добрый вечер, Михаил Юрьевич, – мягко прошелестел рядом женский голос.