Я передернулась – мне показалось, что я услышала шипение, будто игла была раскаленной. Демьян зарычал, а Поля дернула губами – лицо ее приобрело четкие человеческие очертания – и закричала-заплакала, выгибаясь.
– Вторую! – непререкаемо крикнул шаман. – Ну, медвежий сын! Надо!
Демьян закрыл глаза и зафиксировал вторую руку. Он тяжело дышал. И снова закричала Полина, забилась.
– Теперь ноги!
Я не могла больше на это смотреть – от диких криков сестры я вся покрылась ледяным потом. Но наконец она затихла. И я открыла глаза. Вася стояла, уткнувшись Мариану в плечо и плача, отец обнимал младших, Ани выпрямилась, и взгляд ее был жестоким, острым. Только Нории ни на что не реагировал. По его вискам катились крупные капли пота, он крепко держал дрожащую мелкой дрожью Пол за голову и незряче смотрел куда-то за стену дыма.
– Якоря мне нужны, якоря! – выл шаман, не обращая внимания на нашу пантомиму. – Сначала ты! – он ткнул пальцем в Демьяна. – Иди сюда!
Полумедведь тяжело поднялся, сделал такое движение, будто хотел опуститься на четыре лапы, но остановил себя и, сутулясь, мягко переступая, подошел к шаману. Тот достал из котелка еще одну длинную серебристую иглу, с капелькой живого светящегося серебра на кончике, взял Демьяна за руку и загнал иглу под кожу. Берман зарычал от боли – и зарычала в тон ему, забилась в судорогах Пол.
Нории сжал зубы, сильнее запульсировали на его теле линии, потекли светлые волны по рукам к вискам сестры. Шаман подскочил к ней, принюхался, повернулся к нам – лицо его было жутким.
– Еще! – рявкнул он под завывания ветра и гул огня. – Еще родная кровь! Чтобы пришить ее к этому миру!
Кажется, мы все сделали шаг вперед. А он метнулся к Ани, взял ее за подбородок, досадливо оттолкнул.
– Тебе нельзя, ты мужа сейчас поишь, не хватит!
Подскочил к Василине – Мариан двинулся к нему, но старик досадливо махнул рукой.
– Не съем я ее, защитник! – посмотрел ей в глаза, сплюнул в сторону: – Нет! Не тебя! Землю держишь! И маленьких нельзя, не выдержат!
– А как же я? – слова сами вырвались.
– Не дошел еще до тебя, – буркнул шаман. Схватил меня больно за подбородок, повертел лицо, всматриваясь в глаза. Задумался.
– И тебе бы не надо, – сказал он почти умиротворенно и ласково погладил меня по голове. – Да деваться некуда.
– Почему не надо? – удивленно поинтересовалась я, протягивая руку.
– Тяжела ты, – объяснил он небрежно. Я замерла, не понимая и одновременно осознавая все. Родные медленно, неверяще поворачивались ко мне, на миг забыв даже про Пол… и тут мне под кожу выше запястья вошла длинная игла, и из глаз брызнули слезы, и я закричала от жуткой боли, едва не теряя сознание. И снова мучительно, надрывно зарычала Полина – в реве ее прорывался плач, тоненький, жалобный. Игла растворялась в теле, лавой уходя в кровь, и место, куда она вошла, болело, словно ожог.
– Еще, еще, – просительно хрипел шаман, метаясь туда-сюда. – Отца бы! Мать бы! Ничего сильнее нет! Отца бы! Мать бы!
Мы ничего не понимали. Я покосилась на отца, который обнимал неслышно плачущую, испуганную Каролинку. С другой стороны к нему прижималась Алинка. Шаман подскакивал и к ним, досадливо кривился, снова подбегал к старшим, качал головой: нельзя, нельзя!
Отец побледнел, и я увидела, каким тяжелым взглядом окидывает нашу семью Демьян. Смотрит просяще, непонимающе, сузив желтые глаза.
– Чего вы медлите? – зарычал он взбешенно.
– Они не знают, – успокаивающе проговорил отец. Мы, как болванчики, повернули головы в его сторону, а он, сунув руку в карман, взял телефон, набрал какой-то номер и сказал в трубку:
– Зигфрид. Немедленно Стрелковского доставь ко мне. Сию секунду!!!!
Я услышала дружный выдох – и поняла, что сама задержала дыхание.
– Папа? – тоненько и непонимающе спросила Алинка.
Отец тяжело вздохнул и прижал ее к себе. Губы его кривились.
Да, этот вечер оказался слишком щедр к нашей семье на новости.
Старик Тайкахе тем временем, бормоча «сам, сам», щедро смазал свою руку нашей кровью и вогнал иглу себе – и снова выгнулась, закричала, заплакала Поля.
Игорь Иванович вышел из Зеркала в пижамных штанах, сонный, непонимающий. Посмотрел на наши лица и отшатнулся, когда перед ним возник шаман, схватил его за подбородок.
– Да, да, да! – забормотал старик, потрясая очередной иглой. – Родная кровь, родная, удержит! Готов дочь спасти, отец?
– Конечно, – дрогнувшим голосом ответил Игорь Иванович и побелел от боли, пошатнулся – игла вошла ему в руку.
Пол уже не кричала – она тяжело дышала, раскинув руки. Глаза ее были закрыты, но она была в своем теле. Дракон, будто потускневший, все еще держал ее, и лицо его было сосредоточенным, мрачным.
– Не хватит, – сказал он одними губами, не поворачивая головы. – Еще надо.
– Будто не знаю, – буркнул шаман. Сел на землю, достал из своих лохмотьев какие-то мешочки, начал горстями бросать туда серебряные иглы. Сунул один мне, один Игорю, растерянно стоящему поодаль от нас, один Демьяну. Один оставил себе.