Огненный рай

В комнате воцарилась напряженная тишина, затем Эштон стукнул по столу, разбросав карты и остатки печенья.

— Черт возьми, Финли! Зачем ты ей рассказал?

Мисс Абигайль презрительно фыркнула.

— Финли молчал как рыба. О проявляющихся чернилах мне стало известно от кое-кого другого еще неделю назад. — Она решительно направилась в мастерскую.

— Не переживай, — пробормотал Финли Эштону. — Если бы она рассказала все, что знает, нас бы уже десять раз повесили.

Бетани почувствовала на себе острый как нож взгляд Эштона; чуть помедлив, прежде чем спускаться по лестнице, она обернулась:

— Обо мне можете тоже не беспокоиться — по каким-то неизвестным причинам ваша жизнь мне дорога.

В мастерской Финли продемонстрировал удивительную жидкость: доктор Джеймс Джей, брат политика Джона Джея, изобрел невидимые чернила и средство для их проявления, — это изобретение станет необыкновенно важным для ведения тайной переписки. Эштон, вырвав лист из старого журнала, показывал действие чернил. С улицы донеслись топот ног и громкие крики.

— Черт возьми. — Финли потер рукой замерзшее окно. — Еще одна лотерея. Мне лучше пойти, потому что мою фамилию тоже включили в список.

— Я пойду с тобой, — твердо заявила мисс Абигайль. Бетани недоуменно смотрела на них.

— Лотерея?

— Наверное, тебе ничего не известно об этом? — спросил Эштон. — Тэннер в Систоуне выполняет твое каждое желание.

Бетани рассердилась:

— Разве нельзя задать вопрос?

— Ответ не совсем приятный: ты же не знаешь, что в городе большая нехватка топлива — английские корабли распугали всех поставщиков леса. Чтобы не замерзнуть, люди вынуждены разбирать на топливо целые дома, поэтому договорились бросать жребий, чей дом будет следующим.

Бетани ахнула:

— Ничего такого не знала.

— Тэннер держит тебя в неведении. Очевидно, мне придется поблагодарить его за это.

— Генри не узнает, как страдают большинство людей.

Эштон посмотрел на нее долгим изучающим взглядом, затем, взяв перо, стал что-то писать на листе бумаги. Бетани не отрываясь смотрела на его крупную, сильную руку, державшую перо, чувствуя, как от его тела исходит тепло и знакомый залах, свойственный только ему. На бумаге не оставалось следов. Он протянул ей лист.

— Посмотри, как сейчас будет проявляться надпись.

Медленно на бумаге стали появляться буквы и слова. Бетани, так завороженная, не сразу поняла смысл написанного. «Любовь моя, что мы делаем друг с другом?» — прочитала она и подняла на него глаза. Этот вопрос наполнил ее болью, сожалением и тоской. Эштон внимательно смотрел на нее, ожидая ответа; она прямо посмотрела ему в глаза.

— Потому что тебя ничто не волнует, кроме патриотических целей; ты не хочешь убедить меня, что не принимал участия в погроме.

— Боже мой, — произнес он. В его голосе был гнев и еще что-то, от чего Бетани бросило в жар. — Боже, как можешь ты выглядеть такой красивой, даже обвиняя меня в убийстве?

Они невольно потянулись друг к другу; его губы оказались совсем рядом, ей показалось, что она уже чувствует сладкое тепло поцелуя, его руки едва не коснулись ее волос, но все равно их разделяли тысячи миль — взаимное недоверие, непонимание, упрямая гордость и превратно понятая верность своим убеждениям не позволяли отдаться охватившему обоих страстному желанию. Момент сомнения затянулся слишком надолго, и в конце концов они отстранились друг от друга.

— Хочу пойти посмотреть, чем закончится лотерея, — первым отвел взгляд Эштон. Едва придя в себя, Бетани последовала за ним. Он задержался во дворе и, упершись руками в бока, подозрительно рассматривал постиранное белье, которое мисс Абигайль вывесила на веревке между деревьями в определенном геометрическом порядке. Бетани замерла, моля Бога, чтобы Эштон не догадался, какой в этом кроется смысл: рядом с черной нижней юбкой висели четыре носовых платка, дающих знать англичанам, какую бухту сегодня ночью будет использовать курьер патриотов. — Странно, — произнес Эштон, — что такой щепетильный человек, как мисс Абигайль, вывесила белье в такую слякотную дождливую погоду. — Он сорвал с веревки два носовых платка и бросил их в плетеную корзину. — Финли нужно быть очень осторожным с ней, — проворчал Эштон, выходя со двора. Бетани хотелось снова повесить платки на веревку, но она передумала: ничего не случится, если англичане не поймают очередного шпиона.

Пройдя два квартала, они увидели группу людей, собравшихся вокруг перевернутой вверх дном бочки. Серая и старая одежда горожан контрастировала с яркой формой «красных мундиров». Бетани остановилась за спиной Эштона. Не было нужды спрашивать, чей дом приносился в жертву на этот раз, — горький, отчаянный плач Гуди Хаас резко выделялся на фоне жужжащей толпы. Испытывая жалость, Бетани стала пробираться к Гуди, чувствуя на себе неодобрительные взгляды окружающих. Пегги Лиллибридж демонстративно отвернулась от нее, давая ей дорогу. Бетани прекрасно поняла этот жест. Присутствие тори здесь было нежелательным.

— Гуди, переезжай в Систоун вместе со своей семьей — у нас в доме достаточно места.

Знахарка сокрушенно покачала головой.