Могут. Любить. Так, условно, — все зависит от доверия, а у них оно утрачено. Убрав его руку, Бетани подняла ребенка. Эштон подошел к стойлу Корсара, тихонько свистнул — и конь сразу насторожил уши, нетерпеливо ударил копытами. Ей стало больно смотреть на это, она испытывала чувство вины: несмотря на ее протесты, Дориан постоянно выезжал на Корсаре, мотивируя тем, что у королевского офицера должна быть соответствующая лошадь. Зная, как это раздражало Эштона, она почувствовала к нему невольную нежность, но ее мысли были прерваны неожиданным появлением Дориана. Вместе с ребенком она пошла ему навстречу.
Капитан бросил хмурый взгляд на Эштона, а затем положил руку на плечо Бетани — она напряглась, беспокоясь, что подумает муж.
— Моя дорогая, — тихо проговорил Дориан, — мы получили плохие новости.
Бетани прижала к себе ребенка.
— Вильям?
Тэннер кивнул.
— Ваш брат умер от кори в тюрьме в Коннектикуте. — Он хотел ее обнять, но Бетани отстранилась, невольно ища сочувствия у Эштона. Сделав три больших шага, он мгновенно оказался рядом. Теплые и нежные руки мужа обняли ее и ребенка.
— Очень жаль, — прошептал он, уткнувшись в ее волосы. — Жаль.
— Ты лжешь, ублюдок, — раздался злобный голос Дориана. — Вильям Уинслоу умер от рук патриотов. Разве вы не убиваете всех, кто предан Англии?
— Вильям был моим другом, — ответил Эштон. — И братом моей жены.
— Однако его убила ненависть, которая гложет и тебя.
— Не я убедил Вильяма вступить в армию, он не был создан для солдатской службы.
Бетани отступила, глядя на них глазами, полными слез.
— Прекратите, вы оба. Можно хотя бы сейчас не устраивать политическую дискуссию? — Прижав к себе ребенка, она бросилась к дому.
После этого дня они старательно избегали друг друга: Эштон приходил повидаться с Генри, зная, что Бетани давала уроки; она навещала мисс Абигайль, когда Эштон и Финли уходили в таверну, чтобы запить горе и встретиться с друзьями. Время от времени ей очень хотелось воспользоваться возможностью и попытаться помириться с мужем; она скучала по его прикосновениям, улыбке, ласковым словам, которые он шептал ей на ухо. И все же, даже если бы она знала о непричастности мужа к погрому поместья, а Эштон поверил, что она не отдавала его дневники, сама обстановка военного времени разделяла их.
В честь такого события в городе был произведен артиллерийский салют, и тори поднимали бокалы с ромом и соком, празднуя победу. Здесь-то Бетани и встретилась с Эштоном, горько пожалев, что слишком много выпила крепких напитков, мешавших ей мобилизовать силы и дать достойный отпор его гневу.
Но страхи оказались напрасными: их взгляды, полные горечи, на мгновение встретились, он, сорвав с головы шляпу, изобразил низкий поклон, а затем, резко развернувшись, ушел.
В конце лета состоялась еще одна их встреча. Генерал-майор Ричард Прескотт, командующий оккупационными силами, злобный и невыдержанный, неожиданно прославился: группа мятежников под командованием полковника Бартона, проникнув с моря в город, похитила генерала, развлекавшегося с девочками в известном доме на Кинг-стрит, одетого лишь в ночную рубашку.
Несомненно, что похитителям помогал кто-то из местных, хорошо знавших распорядок дня генерала.
На следующий день Бетани встретила Эштона на ферме Хаммерсмита, в английском военном госпитале, куда принесла для раненых одеяла и бинты. У него, очевидно, нашелся какой-то предлог для общения с «красными мундирами», возможно, чтобы выведать секреты у раненых. Когда он вышел в сад, она последовала за ним. Эштон ей ослепительно улыбнулся.
— Здравствуй, любовь моя, — радостно произнес он. Сорвав с дерева зеленое яблоко, он бросил ей. Бетани машинально поймала его.
— Ты голодна?
— Вряд ли, — но положила яблоко в карман. Отметив его усталый вид, она приблизилась к нему, возмущенно упершись руками в бока.
— Это ты показал полковнику Бартону, где можно найти генерала Прескотта, — объявила Бетани.
— А ты в этом уверена?
Эштон стоял, широко расставив ноги, в глазах — смешинки. Внимательным взглядом жена отметила его измятую одежду, выпачканные грязью брюки — наверное, следы участия в похищении.
— Почти в этом уверена.
— Никто не пострадал. Генералу Вашингтону понадобился высокий чин, чтобы обменять на генерала Чарльза Ли.
— И ты нашел такого.
— Уязвлена только гордость Прескотта, такие раны долго не заживают, хотя и безболезненны. — Он засмеялся и не стал больше ничего говорить об этом. — Как поживает мой сын?
— У Генри все отлично.
— Интересно, как обстоят дела у Джастиса с индейским пони? Мальчику пора садиться на лошадь.
Бетани почувствовала себя неловко: Эштон считал, что Генри, как и он, будет прекрасно разбираться в лошадях, но Дориан строил совсем иные планы, наводил справки в Англии, отыскивая учителей.
— Пони продали, Эштон. Дориан считает, что мальчику еще рано садиться на лошадь.
В его глазах читалось возмущение.
— Черт возьми, Бетани. Кто, в конце концов, воспитывает мальчика?
— Ты и я. Но надо же понимать — Дориан опекун Генри…
— И может дать ему то, чего не могу я?
Бетани поморщилась.
— Я этого не говорила.