– Командир, вы что, хотите в штыковую?.. – начала Зайцева, но я выключил рацию и сдвинул рычажок на автомате. Из-под ствола выдвинулся штык.
Глубоко вздохнув, я взглянул вперед. Фобосианцы были уже в пятнадцати метрах. Только плотный заградительный огонь и невысокая трава давали нам шанс выжить. Я набрал в грудь воздуха, встал во весь рост и…
– За Родину! Вперед!!! – С древним боевым кличем я бросился на врагов.
– Ура! – нестройная цепь курсантов пошла за мной в штыковую.
Фобосианцы совершенно не ожидали такого поворота событий. Они остановились и открыли шквальный огонь по наступающим курсантам. Но через несколько секунд они были сметены штыковым ударом.
Я видел фобосианских спецназовцев в рукопашной, но здесь их подвело собственное замешательство. В тот момент, когда нужно было переходить к рукопашной, они еще пытались поймать курсантов в прицел.
Несколько секунд, и все было кончено. Я записал на свой счет семь убитых врагов.
– Кажется, всех положили. Как дела у вас?
– Плохо, – отозвался Игрищев. – Майор Фролов погиб.
– Как?
– Шальная пуля, – сказал сержант. – В самом конце боя.
– Зараза!
– Командир! – вдруг послышался голос Травкина.
– Что, курсант?
– Нам нужна помощь! Тут их целый батальон!
Глава 7
МАНЕВРЫ
Неделю назад мне казалось, что моя жизнь рушится. Казалось, что остается только взять пистолет и застрелиться. Во время атаки фобосианцев и нашей штыковой контратаки погибли десять курсантов. ДЕСЯТЬ из двадцати. Половина. Да плюс Фролов. Но это было не самое плохое. Как выяснилось, эта атака была отвлекающей. Основные силы, а это порядка ста пятидесяти человек, ударили по воротам. Когда Травкин вызывал меня по рации, половина взвода, в том числе и Рылин, уже погибла. Нам удалось продержаться до прихода подкрепления из Киева, но при этом погибли еще три человека. Таким образом, от третьего взвода осталось двое – Травкин и Казачок. А от всей учебной группы – двенадцать курсантов. Мы потеряли шестьдесят процентов личного состава в первый же день даже не войны, а учебы! Это было полным провалом.
Суворову и разработчикам пришлось приложить немало усилий, чтобы программа продолжалась. Нам на руку сыграло то, что все погибшие были выпускниками Федерального приюта и таким образом удалось обойтись без проблем с родственниками. Но даже после этого мне хотелось избежать участия в дальнейшем. Такие потери и ради чего? Но Суворов настоял на своем. Он вызвал меня, Зайцеву и Игрищева в штаб и провел своего рода разъяснительную беседу.
Понятно, что ни о каких трех взводах речь больше не шла. Можно было, конечно, набрать новых людей и попробовать программу заново, но разработчики настояли на продолжении работы с выжившими курсантами. Пришлось произвести небольшое перераспределение. Казачка перевели во второй взвод, а Травкина – в первый. Кроме того, из первого во второй перебросили еще двух курсантов. Таким образом, образовалось два взвода по шесть человек каждый.
За прошедшую неделю я постарался познакомиться с каждым курсантом. Узнать, чем они интересуются, чего, в конце концов, хотят от жизни. Это было предписано программой и поначалу казалось мне бесполезным. Одно дело разговаривать «по душам» с бывалым солдатом, и совершенно другое – с курсантом, который всего неделю назад был гражданским человеком. Но уже через пару дней общения с ними я понял, что ошибался. Благодаря такому подходу мне удалось заслужить у них звание «своего», а это высшее признание заслуг в таком случае. И не просто заслуг. А человеческих качеств.
И мне после этого стало легче работать. Я узнал в основном слабые и сильные стороны почти каждого. Например, Корнелюк, которого я так ругал в первый день, оказался, в сущности, очень хорошим парнем и, как говорится, «душой компании». Потапов был не очень хитрым и самостоятельным бойцом, зато компенсировал это отвагой, удивительными водительскими данными, хладнокровием и потрясающей реакцией. Сойкин… Про него я мог бы рассказать многое. Во-первых, он отлично разбирался в электронике и компьютерах. Казалось, что компьютеры понимают его с полуслова. Да и вообще, он был очень интеллектуальным человеком, с которым можно было говорить на любые темы. В то же время Сойкин не был этаким закомплексованным зубрилой и по своей безудержной веселости и даже некоторой бесцеремонности не уступал Корнелюку. Не менее яркими личностями являлись Константин Травкин и Татьяна Маркова. Между ними было то, что называют любовью с первого взгляда. Как рассказал мне наблюдательный Сойкин, они еще в автобусе, который вез их с вербовочного пункта, не спускали глаз друг с друга. А когда завязалась эта перестрелка с космопехами, Травкин прикрыл девушку собой. Единственным человеком, с которым мне не удалось найти общий язык, была, как ни странно, Соколова. Это казалось мне непонятным. Она была всегда приветлива и вежлива со мной, но во всем этом чувствовалась какая-то внутренняя холодность.