Это точно, думаю. Пора бежать. А с какой стати я должен пытать счастья с тобой, кто бы ты ни был?
Я все-таки трачу на размышления еще одну драгоценную секунду, а потом отодвигаю защелку и очень осторожно приоткрываю дверь. Заглядываю внутрь.
Маленькая комнатка. Вероятно, для прислуги. Превращенная в тюрьму для животных. В клетках встревоженно щебечут птицы. В вольерах панически мечутся грызуны. Мыши. Крысы. Хомяки.
Один крупный зверь. Вот уж крупный так крупный. Пес или медведь? Пес. Привязанный цепью к батарее.
Ростом фута три. Темная шерсть. Массивные челюсти. Висячие уши. Лапы — каждая с тарелку. Не дог. Не ньюфаундленд. Я не разбираюсь в собачьих породах, но такого я точно никогда не видел.
Я не люблю собак как таковых. Особенно я не жалую больших собак. И мне определенно не по душе вид этой чудовищной косматой псины. Начинаю закрывать дверь.
Почему?
Тебя, колтун, она тоже поймала, думаю я в ответ. В данный момент один из нас свободен, а другой привязан цепью к батарее, так что кто мало знает — это еще вопрос.
Например?
Нет уж, лучше скажи, а иначе будет свежевание нервов.
Закрываю дверь. Начинаю отходить.
Я тоже знаю, кто он. Или кто он был. Мой отец погиб. Его убили, когда пришли за мной. Пока, бобик.
Останавливаюсь. Оборачиваюсь. Быстро возвращаюсь. Открываю дверь. Птицы галдят. Грызуны пищат. Только пес ведет себя тихо. Массивные челюсти. Громадные зубы. Поблескивающие глаза.
Где гарантия, что ты на меня не бросишься?
Это общие слова.
Вот это меня и убеждает. То, что этот пес велит мне спасаться, заставляет меня никуда не бежать и помочь ему. Подхожу к огромной собаке и осматриваю цепь, которой она прикована к батарее за правую заднюю лапу. Это не наручники вроде тех, которыми сковали меня. Скорее кандалы. Замочной скважины нигде не видно, да и ключа у меня нет. Я бы, наверное, перепилил их напильником лет этак за двадцать. Но двадцати лет у нас нет. Как и двадцати минут. Даже, наверное, минуты. Я слышу, как в дверь звонят.
Они. Не знаю, как я это понял, но понял. Спина у меня холодеет.