Я тоже из их числа. Меня приучили им доверять. Но помочь мне они не могут. Вышло так, что я влип в это дело один-одинешенек.
Джиско тоже глядит на город и качает головой. Спрашиваю его, чем он так расстроен.
О чем это ты? Кто мог все исправить?
Джиско не отвечает. Печальная собачья морда. По-прежнему в красной бандане. Что-то не то в этих его словах, и особенно в прошедшем времени. Пытаюсь это понять…
И слышу: щелк, хрусть, клац — и вижу цепочку красных фейерверков, рассыпающихся вишневыми искрами.
16
Поздно. Острая боль в правом бедре. Онемение.
Беги, пес. Спасайся. Я не могу бежать.
Какой смысл? Беги, уноси ноги! Им нужен я, а не ты.
К нам бегут какие-то тени. Что-то разворачивают. Вспыхивает голубая паутина.
Залезаю. Вцепляюсь в косматую спину.
Огромный пес несется во тьму. Поразительная резвость. Красные парализующие дротики и плазменные сети сверкают вокруг, словно салют на Четвертое июля.
Псина кидается к мотоциклу.
Неловко переваливаюсь с его спины на сиденье «харлея». Джиско прыгает в коляску.
БРРРРУУУУМ! Для разнообразия старая развалина заводится с первого раза.
Я собираюсь с ревом умчаться с террасы на восток, но ничего не выходит. Оттуда тоже надвигаются тени! И с запада! Обложили с трех сторон. Как британцев под Балаклавой!
Закладываю крутой вираж по мраморной террасе — ищу выход. Полукружие теней стремительно смыкается.
Они могли бы застрелить меня, но не делают этого, так что я прихожу к выводу, что нужен им живым. Хотят выведать, что мне известно. Старое доброе свежевание нервов. А бежать мне некуда.
Нет, есть куда.
Разгоняюсь и еду на юг — к ступеням Капитолия.
Нашел единственный выход.
«Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен, по первому знаку на пушки в атаку…»
Стисни зубы, слюнтяй!
Переваливаем через край террасы. Мотоцикл с коляской мчится по нескончаемым ступеням. Бумпита-тумпита-бумпита. Кости дрожат. Зубы стучат.
Старый мотоцикл почему-то не падает, и коляска не отцепляется.
Джиско лежит ничком, закрыв глаза лапами.
Я бормочу такую же отчаянную молитву — хотя молюсь и не Всемогущему Повелителю собак.
Разгоняемся. Беспорядочные «тум» и «бум» кончаются. Начинается ровное «БАМ, БАМ, БАМ». Мы мчимся по ступеням Капитолия на скорости больше пятидесяти миль в час. Старый мотоцикл неминуемо должен рассыпаться. Древняя коляска не вынесет такой пытки. Но они целы — и мы едем вниз и в конце концов оказываемся на Эспланаде и выруливаем на газон.
Джиско отнимает лапы от глаз. Осторожно выглядывает из коляски.
Честно говоря, ты меня не особенно-то подбадривал. Впрочем, я понимаю: когда икаешь от ужаса, тут уже не до удали.
Да что ты говоришь?
Неплохая мысль.
Мы зигзагами мчимся к окраинам Вашингтона. На полной скорости.
17
Городские предместья. Я лежу на траве. Джиско исследует мое бедро. Осторожно трогает лапой. Для собаки он превосходно умеет найти подход к больному.
Бедро совсем онемело. Не могу пошевелить ногой.
Сажусь. Отлично. Но кое-чего я не понимаю. Как они вообще смогли нас выследить и устроить засаду? Никто же не знал, где мы спрыгнули с поезда. И никто не мог вычислить, что я купил у банды мотоцикл, и заметить нас на всех этих шоссейках. Так как же они догадались, что мы здесь?!
Захотелось посмотреть город. Никогда тут не был.
Каким «таким образом»? О чем ты?