Остальные матросы разбегаются в стороны, подальше от толстяка повара и высоченного ирландца, которые сходятся и начинают замахиваться друг на друга и делать ложные выпады.
— Я перережу твою вонючую глотку! — обещает Жак.
— Только подойди, толстяк, я тебя как рыбу выпотрошу!
Жак двигается с неожиданным проворством, но Ронан моложе и сильнее, и руки у него длиннее. Внезапно он бросается вперед и ударяет «розочкой» Жака в плечо.
Жак трубит, как раненый слон, а на синих татуировках проступает красная кровь. Он хватает скамью, которая весит фунтов двести, и замахивается. Скамья превращается в массивный таран и сбивает Ронана с ног.
Толстяк повар мгновенно прыгает на него, тесак описывает смертоносную дугу. Ронан в последний момент откатывается под койку.
Жак приседает и ползает вокруг койки, пытаясь до него добраться, тесак со свистом режет воздух. Ронана Жаку не достать, и тогда он поднимает кровать плечом — тяжелая железная конструкция встает на попа и рушится на пол с гулким звоном, а ирландец лишается прикрытия. Ронан снова пытается откатиться, но Жак загоняет его в угол. Тесак снова взлетает…
Гремит выстрел, и все прекращается.
Рука Жака буквально застывает в воздухе.
Мы все оборачиваемся.
На пороге стоит Одноглазый Старпом с пистолетом в руке и со свирепым выражением лица.
— Бросай нож.
— Этот ублюдок меня порезал… — робко возражает Жак.
Пистолет старпома нацеливается на кока.
— Если на этом судне кого-то и убьют, то это сделает или капитан, или я. Последний раз говорю: бросай.
Жак с крепким словечком разжимает пальцы.
— Я еще до тебя доберусь, — грозится он.
— Не доберешься! — рявкает старпом. — Кретины! Вы что, не знаете, что проливать кровь на рыболовном судне — это плохая примета?!
Суеверные матросы согласно кивают.
— А теперь все спать! — приказывает старпом. — Завтра будем тралить девственный риф!
Это команде нравится. Слышны крики «Ну наконец-то!» и «Вот это дело!».
Но старпом еще не закончил.
— Запомните, что я скажу, — предупреждает он, обернувшись в дверях. — Еще одна драка — и я всех уволю и найму новую команду, которой нравится ловить рыбу. Всем ясно? Ронан, ты меня понял?
— Я сейчас пойду спать, сэр.
— Жак?
— Я человек мирный, — рычит толстяк канадец. — Но вот когда всякие придурки проезжаются насчет моего буйабеса…
— Так вот как это называется! — кричит какой-то моряк. — А я думал, это слив в сортире!
Жак забирается на верхнюю койку, рассказывает по-английски и по-французски много интересного о наших мамашах и задергивает занавески.
51
Полутемная каюта. Воздух еще гудит от кровавой энергии драки.
Вокруг обеденного стола бушует нескончаемый покер. Игроки обмениваются мелкой монетой и крупными оскорблениями. Драк, однако, больше не затевают. К предупреждению старпома все отнеслись серьезно.
Я лежу — тяжелая работа на жаре совершенно меня вымотала. Джиско растянулся на полу под моей койкой. Койка Жака — прямо надо мной. Начинаю понимать, почему именно мое место оказалось свободным.
Толстяк повар битый час хлестал канадское виски и теперь громко ругается и похваляется. Иногда он кричит что-то мне — чтобы убедиться во внимании почтеннейшей публики.
— Такое сказать про мой буйабес! Ничего себе! А ведь мой дедушка работал у самого английского короля, да-да! Жалко, что приперся Циклоп с пистолетом. Я бы у этой нежити ирландской сердце-то и выдрал. Эй, парень, ты меня слушаешь?
— Спать очень хочется! — кричу я в ответ.
— Не знал он, с кем имеет дело! На ньюфаундлендского кока наезжать нельзя! Мы гордимся нашими фамильными рецептами, да-да! Ты знаешь, что мой дедушка работал на громадном судне, которое промышляло треску? Семьдесят человек замерзали на Большой Ньюфаундлендской банке, а мой дедушка один их кормил и согревал!
Он умолкает, и тогда снизу доносится телепатический скулеж Джиско:
Я никак не могу разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, нет ничего плохого в том, чтобы разок забросить сеть и чуть-чуть порыбачить. Но вид прилова, и запах, и столько бессмысленных смертей — от всего этого меня буквально тошнило. Поэтому я спрашиваю Джиско: что плохого в том, чтобы добыть немного трески?