— Тебе чего? — грубо спросил он Степана. Маленькие, глубоко посаженные глаза, оглядели сгорбленную фигуру Загодина.
— К доктору нужно, — ответил Степан.
Человек в халате ухмыльнулся:
— На, бери ведро, вымоешь нужник, — он кивнул на убогое сооружение, стоявшее поодаль. — Потом пропущу тебя к доктору.
Степан готов был заплакать от обиды — везде одни унижения. Самодовольное лицо санитара вызывало у него отвращение. Огнём горела нога. Он держал её навесу, не зная, что предпринять: повернуть назад или выполнить поручение этого человека. Он уж было протянул руку, чтобы взять ведро, хотя не представлял, как он с больной ногой будет мыть туалет, но тут на крыльцо вышел немолодой человек в зелёном френче, в галифе, в начищенных до блеска сапогах. Маленькая голова с глубокими залысинами сидела на короткой жилистой шее. Видно, это был доктор.
— Опять за своё, — строго спросил он санитара. — На чужом горбу хочешь в рай вьехать? Ты зачем сюда поставлен? Эксплуатировать пациентов или полы мыть? Я тебя спрашиваю, Ипполит?
Санитар сделал вид, что сконфузился.
— Так для острастки, Евстрат Данилыч. — А то они на шею сядут… Такая невоспитанная масса…
Доктор ничего не ответил. Он бросил окурок папиросы в ведро санитару и сказал Степану:
— Проходи. Э-э, да ты охромел, — протянул он, видя, как неуклюже пытается Степан взойти в ступеньки. — А ты, Ипполит, хотел страдальца заставить нужник мыть, — неодобрительно произнёс доктор, обращаясь к санитару и беря Степана под руку. — Какой он мойщик!
Степан внимательно смотрел на доктора. Его заставили задуматься произнесённые санитаром имя и отчество врача.
В кабинете доктор усадил больного на табурет.
— Что случилось? — спросил он, водружая на нос пенсне.
— Да ногу бревном зашиб, — отозвался Степан.
Сердце его ёкнуло — в докторе он признал давнего знакомого. Сначала у него были сомнения — он это или не он, мало ли одинаковых имён-отчеств, а теперь, в пенсне, мужчина в полувоенном френче походил на того врача, которого он знал будучи ещё мальчишкой. Но доктор его не узнал.
— Так, — продолжал он, заворачивая штанину пациента. — Сейчас ботинок снимем.
Пока доктор осматривал ногу, Степан думал: «Спросить или не спрашивать? Вдруг он ошибается. Столько лет прошло. Но чего он теряет? Ровно ничего». И, набрав полную грудь воздуха, спросил:
— Вам не Мальшин фамилия, доктор?
— Мальшин, — ответил тот, не поднимая головы. В вопросе ничего не было удивительного. Заключённые должны были знать фамилию лагерного врача. — А что такое?
— Вы меня не помните? — простодушно продолжал Степан.
— Нет. — Мальшин приподнял голову, в упор глядя на пациента. — Нет, не припомню… Мы где-то виделись?.. Сейчас повязку наложим тугую. Ничего серьёзного. Дня через три пройдёт… Так где мы с вами встречались? Откуда вы меня знаете?
— Вы ведь жили в Верхних Ужах? — спросил Степан, обрадованный донельзя, что не ошибся в своих предположениях.
— Жил, — задумчиво проговорил доктор, взял бинт и внимательно поглядел на Степана. — Личность вроде бы знакомая, где-то я тебя видел, но не припомню где. Нет, — покачал он головой, — не помню.
— Вы ведь с дочкой квартиру у Филипповых снимали?
Доктор перестал перебинтовывать ногу, но ничего не сказал.
— Загодин я, Степан. Может быть, помните. Вы в главном доме жили, а я, когда учился, во флигеле жил. Папанька квартиру мне там снимал.
Мальшин выпрямился на табурете.
— Степан Загодин, — задумчиво проговорил он. — Вспомнил. Так тебе лет-то было?.. Под стол пешком ходил…
— Да уж не пешком… Двенадцать.
— Двенадцать. А теперь сколько? Двадцать. Где тут вспомнить и узнать. А теперь припоминаю. И узнаю знакомые черты… — Он снова обежал лицо пациента глазами. Туго забинтовав ногу, сказал: — Большим помочь не могу. — И встал с табурета. — Скоро будешь бегать. Кость не повреждена. Сухожилия растянуты, но это не беда.
Он подошёл к двери и прикрыл её.
— Вот ведь где встретиться пришлось… Вспомнил, вспомнил я тебя, — говорил Мальшин, усаживаясь на табурет. — За что здесь оказался? — Он покачивал головой, записывая что-то в журнал.
— Я не один, а с тятенькой, только разминулись мы…За помощь врагам Советской власти…
Степан рассказал, что с ним приключилось и тяжело вздохнул:
— Тятеньку я ещё в Ужах потерял. Теперь и не знаю, что с ним сталось.
Он постеснялся спросить, как здесь оказался Мальшин. Евстрат Данилыч, когда Степан учился в городе, работал в бывшей земской больнице и снимал по соседству с ней квартиру. Степан подружился с его дочерью Настей и несколько раз бывал у них и даже пивал чаи с вареньем. Степан не знал, что Мальшин, как и он, был ссыльным, но его срок вышел, однако он не вернулся домой, а остался в лагере работать врачом.
— А Настя в Ужах осталась? — спросил Степан.
Мальшин ответил не сразу. Он перестал писать, на несколько секунд задумался, а потом коротко ответил:
— Настя дома. Замужем она. — И как бы давая понять, что личный разговор закончен, сказал: — Я доложу твоему начальству, чтоб тебя не использовали пока на работе, а завтра к вечеру придёшь, посмотрим твою ногу…