— Ну вот, — сказал он об Антипе, — чем больше подрастает, тем меньше на него уёму становится. Совсем от рук отбился. Ну зачем попусту стрелять — пороху не жалко?
В редком осиннике мелькнула фигура человека.
— Антип бежит, — сказал Изот, вглядываясь.
Вскоре перед ними предстал запыхавшийся Антип с ружьём в руках.
— Что без надобности стрелял? — строго спросил сына Маркел. Когда он выпивал, то становился суровее, мог и отчитать ни за что, ни про что, требовал к себе уважения, за дерзкие слова мог и оплеуху влепить. — Чего стрелял? — совсем строго повторил он. — Зачем я тебе ружьё доверил?
— Лося завалил, — скороговоркой выпалил Антип, не обращая внимания на слова отца и вытирая мокрое лицо рукой.
— Вы посмотрите на него, какой шустрый! — воскликнул Маркел. — Лося завалил! На кой шут мне твой лось! Их много по лесу шастает. Что у нас мяса нет? Что мы оголодали? Нужда заставляет лосей убивать?
— Ну и матёр зверь, — продолжал Антип, не слушая отца. — Здоров лосина…
— И впрямь, зачем надо было лося убивать? — поддержал мельника Изот.
— На то и сохатый, чтобы убивать, — заметил Антип.
— Сейчас дам по шапке, чтобы впредь умным был, — одёрнул сына Маркел. Но стал остывать. — Что теперь с твоим лосём делать-то?
Антип молчал.
— Освежевать надо, — заметил Изот. — Не пропадать же лосю. Сейчас зима, мясо не испортится… — Сам подумал: «Мне бы этого лося в ту голодную зиму, когда остался один в скиту». Ружья у него не было, а в те западни, что он ставил, звери не попадались. Еле тогда он пережил зиму. Сухари кончились, корой да еловыми семенами с шишек питался вместе с белками.
— Пельменей мать наделает, — ввернул слово Антип. Он был разгорячён, глаза горели радостью и охотничьим азартом.
— Бери ножи, пойдём шкуру снимать, — распорядился Маркел. — Вот, мать твою, наработались. Поехали за одним, вернёмся с другим.
— Да ладно, чего серчать-то, — заступился за Антипа Изот. — Парень молодой, горячий. Ну подвернулся лось…
— А ты Антипа не защищай! Я его лучше знаю. Он может греха натворить. У него норов такой.
Изот не придал словам хозяина никакого значения: мало ли чего может наплести подвыпивший мужик под горячую руку.
Они сняли шкуру с животного, выпотрошили его, положили в сани. На вторые сани погрузили осинник.
Обратную дорогу ехали молча. Никто не проронил ни слова — все трое были заняты своими мыслями.
Глава четвёртая
Путь на пепелище
Ещё до Михайлова дня Изот принёс из леса обрубок дерева длиной аршина три. При помощи топора и клиньев расколол его на четыре части, обтесал и положил сушиться.
— Чего собираешься делать? — спросил его Антип, видя, как Изот аккуратно укладывает тесины в промежуток между печкой и переборкой.
— Подсохнут, сделаю и тебе и себе дощечки, лыжи называются. Будешь с горок кататься, а по снегу, как по дороге ходить.
У Антипа заблестели глаза.
— И на охоту по снегу можно будет ходить?
— Можно.
— А не обманываешь?
— Зачем мне тебя обманывать.
— Вот здорово! Буду в лес на охоту ходить.
Видал он не раз заезжих охотников. Отец всегда принимал их радушно. Жарко топили печку, за разговорами засиживались допоздна. Мать потом сокрушалась, что много керосину истратили, и после чего в целях экономии по вечерам жгли лучину.
Охотников на ночь располагали на полатях. Они вставали рано, чуть свет, и тихо отправлялись в лес на широких лыжах. Заходили и на обратном пути, предлагали за ночлег что-нибудь из добытого: зверюшку какую, либо дичь.
Когда дощечки высохли, а это случилось до Рождества, Изот обстрогал их, придал определенный фасон, запарил острые концы и загнул в специально смастерённом станке, просверлил на передних концах отверстия для сыромятного ремня. Потом долго-долго шлифовал их осколком стекла. Когда лыжи были готовы, просмолил их, а из широких ремней сделал проушины для ног — себе побольше, Антипу поменьше.
Вручая пахнувшие смолой и деревом лыжи Антипу, Изот сказал:
— Возьми, катайся на доброе здоровье!
Увидев, как зажглось радостью лицо Антипа, умилился про себя:
— Не зря, видать, спас господнюю душу. Пусть живёт и радуется солнцу, дождю, весне и лету, как и подобает пришедшему в этот мир.
— Аль на охоту собираешься? — спросил работника Маркел, увидев лыжи, прислоненные к стене прируба, источавшие свежий смоляной дух.
— Я не охотник, — ответил Изот. — На всякий случай смастерил. Сам знаешь, что на них сподручней ходить по снегу.
— Снегоступы ладные, — похвалил лыжи Маркел, взяв одну в руки и пристально рассматривая.
Потом молча ушёл, подумав, что, наверное, не зря изготовил Изот лыжи. И не обманулся в своих догадках.
После того, как они навозили достаточное количество осинника для починки настила, привезли двое или трое саней дров, как-то вечером Изот подошёл к мельнику и сказал:
— Выслушай меня, Маркел Никонорыч.
Мельник резал подсушенный табак. Отложил нож в сторону, поднял голову, взглянул на стоявшего перед ним работника.
— Говори.
— Дозволь отлучиться дня на три-четыре.
— Далеко собрался?
— В скит хочу сходить.
— Это в тот, что сгорел?