Огненный столб

Ветеран-придворный, конечно, не собирался поддаваться на такую грубую лесть, но все же немного смягчился. Этого было достаточно, чтобы заняться комнатами царицы, распорядиться сменить там мебель и послать за царским живописцем. Он ясно дал понять, что обойдется без Нофрет.

Она ушла вполне довольная, обнаружив, что раздавать приказания довольно приятно. Но еще приятней убеждать людей, что они как бы выигрывают сражение, выполняя ее поручения. Вначале это требовало больше времени и усилий, но потом дело пошло проще.

Нофрет подумала, что царям не лишне обучиться такому искусству, правда, оно не особенно им необходимо. Цари приказывают, а люди подчиняются. Раб должен быть более предусмотрительным.

15

Царевич Сменхкара плыл вниз по реке из Фив на позолоченной лодке так торжественно, как будто уже был царем и Богом. Он прибыл под предлогом того, чтобы забрать тело матери и отвезти в ее гробницу. Но к тому времени всем уже было известно, что во время своего пребывания в Ахетатоне он женится на царевне Меритатон и будет коронован царем Двух Царств вместе со старшим царем.

Невеста ожидала его на берегу реки. Когда ее отец и сестра пришли сказать, как они решили ее судьбу, Меритатон склонила голову и негромко сказала:

— Воля Бога будет исполнена.

Но Нофрет заметила, как блеснули ее глаза под накрашенными веками. Царевна вовсе не огорчилась, что ей придется покинуть мужа-отца ради дяди.

Сменхкара был по-прежнему красив и смотрел так же гордо, сидя в одеянии с безупречными складками на корме своего судна, окруженный тщательно подобранными прислужниками, почти такими же красивыми, как и он, но все-таки чуть меньше. Он носил нубийский парик, которому, как и Нефертити, всегда отдавал предпочтение. Его украшения были из золота, лазурита и синайской бирюзы, ожерелье изображало покровительницу Юга, богиню Нехбет — хищную птицу, распростершую крылья от одного его плеча до другого. Можно было только позавидовать ширине этих плеч, узким бедрам и талии, безупречно стройным ногам. Царевич сидел так, чтобы каждый увидел его во всей красе.

Нофрет не заметила, как и когда она так устала от окружающего мира. Возможно, во время чумы, когда столько людей умерло, а она даже не заболела. Незаметно развеялась и влюбленность в прекрасного царевича. Он был уж слишком безукоризнен с виду, слишком не тронут горем, а ведь умерла его мать. Сменхкара видел только корону, ожидавшую его, и, может быть, краем глаза — невесту, дававшую ему право на эту корону.

Меритатон, по-видимому, не отличалась такой проницательностью, как Нофрет. Она смотрела на царевича, приближающегося по воде, и жмурилась, словно у нее кружилась голова. Солнце светило ярко, и позолота корабля ослепительно сияла, но ее взгляд был неотрывно устремлен на Сменхкару.

Нофрет подумала, что он покорил ее, как и добрую половину ее придворных дам. Царевич, несомненно, очень мил, как и сама Меритатон.

Анхесенпаатон стояла позади сестры. После того, как выбор был сделан, она стала очень спокойной — такой спокойной, что Нофрет перестала во что-либо вмешиваться. Если красота ее дяди и волновала царевну, она никак этого не показывала, щурилась от яркого солнечного света, только и всего.

Ее отец выехал вперед на своей колеснице, облицованной сплавом золота и серебра, словно воплощение великолепия, соперничающее с тем, что приближалось по воде. Голову венчали две короны, а украшения были из чистого золота.

У царя не хватало ума на бессчетное множество государственных дел, но зрелища он любил. Эхнатон сошел с колесницы в конце набережной, передал лошадей подбежавшему конюху в роскошном одеянии и ступил на причал — там как раз остановилось судно. Придворная вежливость больше не позволяла царевичу Сменхкаре восседать в своей лодке, позволяя толпам народа восхищаться собой. Ему пришлось встать, выйти и низко поклониться неподвижно стоящему человеку, который после похорон царицы и царицы-матери был его единственным властелином.

— Рад приветствовать тебя в горе и в радости, брат, — сказал царь, слегка запинаясь.

— Мой царственный брат, — проговорил Сменхкара. Голос у него был ниже, чем у царя, чистый, без всяких признаков заикания. — Все ли в порядке к Ахетатоне?

— Теперь все будет в порядке, — ответил царь, обнимая брата.

Меритатон ожидала своей очереди, как подобает женщине, — терпеливо, опустив глаза. Когда дядя взял ее за руки, она подняла взгляд. Царевна была серьезна, но глаза ее сияли.

Сменхкара был намного выше ее. Он улыбался, глядя сверху вниз.

— Котеночек! Какая ты стала хорошенькая!

Меритатон расцвела от этой нехитрой похвалы. Он поднял ее в ожидавшую его колесницу и встал позади так, что ей пришлось прижаться к нему, когда он взял вожжи. Никто не возражал, и царевна меньше всего. Она бросила лишь один взгляд, смысл которого было нетрудно разгадать, и лошади тронулись.

Все двинулись следом, образовав процессию. Сменхкара возглавлял ее, улыбаясь и обнимая царевну. Царь был отчасти смущен, отчасти доволен. Он с изяществом примирился с дерзостью брата, а это была, несомненно, дерзость.