Огненный столб

Тогда они ее узнали, и, кланяясь до земли, поспешили исполнить приказание. Царица снова откинулась на плечо Агарона. величественная даже теперь. Но в глазах ее была тьма.

Царь лежал перед алтарем во внутреннем храме. Вокруг громоздились груды приношений: большие хлебы разной формы, кувшины с пивом и вином, цветы, вянущие от дневной жары, фрукты со всех концов земли, уложенные на подносы и в корзины, куски жареного мяса, над которыми роились мухи. Царь не обращал на все это никакого внимания. Он выглядел настолько истощенным, что Нофрет подумала, ел ли он вообще что-нибудь с тех пор, как начался день.

Агарон поставил царицу на ноги. Она покачнулась, ухватилась за него, выпрямилась. Нофрет чувствовала себя не лучше.

Леа спокойно прошла среди приношений и остановилась над царем.

— Вставай! — резко сказала она.

Царь медленно поднялся, моргая, растерянно глядя на нее, как будто спросонья.

— Иди за мной.

Леа знала храм так же, как и город, и это знание могло быть дано ей только свыше. Она привела его на крыльцо восхода, к вечеру находившееся в тени, когда солнце уже спустилось низко с другой стороны храма. Тут было тихое место, сохранившее тепло дня, но не так много, чтобы доставить неприятности. Здесь никого не было, никто не мог подслушать, чем не погнушались бы жрецы во внутреннем храме.

Мужчины держались настороже. Нофрет никогда не видела, чтобы они ходили вооруженными. Однако сейчас за поясом Агарона появился длинный кинжал, и у Иоханана тоже. До сих пор они, видимо, прятали их в рукавах или под одеждой. Не слишком мощное оружие против солдатского копья или лука, но достаточно опасное. От его близости у нее похолодела спина. Это уже не болтовня. Это правда. Сюда может войти смерть. Люди могут попытаться убить царя.

Люди, которые ему сродни, которым она доверяла.

И этим надо доверять. Выбора нет. Они охраняют царя, а не готовятся убивать его.

Леа села на царскую кушетку в павильоне. Ему оставалось сесть либо на пол, либо на одну из ступенек. Царь предпочел стоять, чуть покачиваясь. Его длинные пальцы шевелились. Похоже, он еще наполовину находился в трансе.

Никто не возразил, что пророчица из народа рабов заняла место, принадлежавшее царю. Царя, судя по всему, это вовсе не волновало.

Он заговорил, опередив остальных, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Атон явился мне, — сказал он, — огненными словами.

— И что же он тебе сказал? — спросила Леа, четко, словно жрец во время церемонии.

— Что я должен… — Царь заколебался, заморгал, снова поглядел на нее, словно только что по-настоящему увидев. — Ты пришла. Он сказал, что ты придешь. Значит… Значит, уже так поздно?

— Если что-то может быть позже. Так что же он тебе сказал?

— Он сказал, что я должен умереть.

Кто-то охнул. Нофрет не думала, что это она. Может быть, ее госпожа?

Ни царь, ни пророчица не обратили на это внимания.

— Я должен умереть, — продолжал царь, но не должен… — Он помотал головой, чтобы обрести ясность мысли. — Я должен умереть, но я должен жить. Не так, как Осирис, который вечно воскресает. Бог зовет меня. Я должен встать и идти. Туда, где солнце, туда, где оно сжигает.

— Он бредит, — прошептала Нофрет то ли себе, то ли Иоханану, стоящему рядом с ней.

Но он не слышал ее. Никто не слышал. Все смотрели на царя.

— Я должен идти в пустыню. Я должен следовать за Богом. Ночью он будет огненным столпом. Днем…

Леа встала и сделала то, на что никогда не решилась бы Нофрет, будь она даже царицей Египта. Она сильно ударила царя по обеим щекам, один раз, а потом другой.

Царь закачался, но в его глазах появилось осознанное выражение и что-то вроде мысли. Он поднял руки к щекам и выглядел вполне по-человечески озадаченным.

— Вот, — удовлетворенно сказала Леа. — Это прочистит тебе мозги. Значит, Бог зовет тебя в Красную Землю. Учитывая обстоятельства, очень разумно с его стороны. Черная Земля не слишком довольна тем, как ты ею правишь.

— Я не был хорошим царем. — Казалось, царь сожалеет об этом в своей рассеянной и смутной манере. — И Богу своему служил плохо. Он сердится. Называет меня глупцом, дрянным слугой, хилым заикающимся рабом. «Вон! — приказывает он мне. — Вон, в пустыню! Там, в созданной мною земле, ты будешь низко кланяться и славить меня. Служи мне так, как предписал тебе я, который есть и будет вечно».

— Но ты же фараон, Великий Дом Египта, — возразила Леа.

— Я ничто! — вскричал он. — Пыль и пепел, дыхание ветра, белая кость на красном песке. Я мертвец, несказанное слово. Когда я уйду, меня совсем забудут.

— Если Бог хочет, так и будет. Но пока ты не умер. Ты еще царь, пусть даже твое царство желает иного.

— Я умираю, — пробормотал он. — Я умру. Так говорит Бог.

— Действительно, — вмешался новый голос. — Это действительно так.

Все уставились на Анхесенпаатон, даже царь. Она подняла голову под тяжестью их взглядов.

— Разве вы не понимаете? Даже ты, отец? Ты слишком полон своим Богом.

— Я понимаю, — сказала Леа, — но не мне говорить.