Огненный столб

— И я, — подхватил Иоханан. — Мы давно так решили. Бабушка видела, что до этого дойдет. Мы станем теми, кто мы есть на самом деле — людьми из племен, которые жили в Египте и решили вернуться домой. Мы получим пропуска, чтобы пройти заставы, у нас будут ослы, разные вещи на продажу, чтобы прокормиться и не вызвать подозрений, когда мы направимся на север.

— Его величество будет моим братом, — добавил Агарон. — Он немного слабоумен, но его посещают видения. Мы будем всегда держать его при себе, так как с ним может случиться припадок.

Как и все безумные планы, этот выглядел красиво.

— Ничего не получится, — повторила Нофрет. — Кто-нибудь вас разоблачит. Военачальник Хоремхеб не дурак. Узнав о ваших намерениях хоть что-то, он бросится вслед со всей своей армией.

— Значит, надо позаботиться о том, чтобы он ни о чем не пронюхал, — сказал Агарон. Он был доволен собой так же, как Иоханан, словно мальчишка, замышляющий шалость.

— Разве ты не понимаешь? — спросил Иоханан, с легкостью читая ее мысли, — все настолько просто, что обязательно получится. Мы выйдем отсюда, поскольку имеем на это право, заберем с собой брата и поведем домой.

— Домой, — повторил царь, словно прижимая это слово к своей узкой груди. — Домой в Красную Землю, в священные горы моего Бога. Я построю там храм — высокий, до самого неба. Все будут смотреть на него и удивляться.

— Конечно, — ехидно сказала Нофрет. — Он тоже удивится, приедет туда и узнает покойного царя Египта.

— Царь Египта скоро будет мертв, — сказал Эхнатон. — Он умирает сейчас. Слышишь, как он тяжело дышит? Его жизненный срок сократился до дней, даже до часов. Проводник ждет, бог-шакал, сторожащий тропы мертвых.

Нофрет воздела руки к небу.

— Ну хоть кто-нибудь послушает меня? Вы все просто спятили.

— Мы делаем то, что должны, — мягко сказала Леа. — Да, и даже ты. Ты привела ко мне свою госпожу и дала мне время научить тому, что ей следует знать.

Хозяйка Нофрет кивнула, все еще бледная, но спокойная.

— Ты все понимаешь, хотя и не желаешь понимать. Как и я. Все правильно, Нофрет. Бог хочет, чтобы мы поступили именно так.

«Но какой же бог?» — задумалась Нофрет. Атон, который заявляет, что любит царя, или Амон, который его ненавидит? И есть ли разница между ними?

28

Умирание царя было величественным и страшным. Он торжественно и с церемониями улегся в постель, окруженный толпами жрецов, врачей, рабов, слуг, придворных и всяческих бездельников, сделав все, что надлежало сделать в этой жизни. То, что должно быть долгим и медленным погружением во тьму, стало царственным зрелищем, правда не среди золота и солнечного света, но среди белого полотна, темного дыма курений и стенаний женщин и евнухов.

Никто — ни один из них — не распознал лжи. Исхудавший царь, уже много дней не евший ничего, кроме кусочка хлеба и пары глотков воды в день, выглядел смертельно больным. С точки зрения Нофрет, все было даже чересчур убедительно. Он вполне мог бы умереть на самом деле, просто потому, что Бог приказал ему изобразить смерть.

Если бы царь и вправду был так болен, как казалось, Нофрет не стала бы огорчаться больше, чем полагалось по обязанности. Переход в мир иной тянулся бесконечно, хотя, как она потом сосчитала, это был лишь обычный оборот луны от новолуния до полнолуния и снова до новолуния. Девять дней, отведенные для завершения гробницы, прошли, а царь все еще дышал, хотя находился на краю жизни. Даже его враги поверили ему или решили набраться терпения и позволить богам самим разделаться с ним.

В темную безлунную ночь, когда его жрецы молились, врачи разводили руками, а слуги хором стенали, царь испустил хриплый глубокий вздох, и дыхание прекратилось.

Нофрет присутствовала при этом, потому что там была ее госпожа, исполняющая роль скорбящей царицы, играющая так же, как и царь слишком хорошо. Он умер на ее руках, или казалось, что умер. Уже бессчетное количество дней она молчала, не произносила ни слова, а тут издала громкий крик. Жрецы замерли в изумлении. Врачи толпой бросились к постели царя. Слуги стояли неподвижно и безмолвно.

Царица не отпускала тела, хотя ее пытались уговорить, а потом заставить сделать это. Борьба отвлекла врачей, как и было задумано. Осмотр был поверхностным, а их внимание — не таким обостренным, как следовало бы.

Если кто-то это и заметил, то ничего не сказал. Среди суеты возникло новое замешательство: примчался Сменхкара, голый, прямо из постели, а за ним Меритатон, неуклюжая из-за беременности. Она увидела на постели фигуру, белую и неподвижную в свете ламп, закричала еще ужасней, чем ее сестра, и, прежде чем ее успели остановить, бросилась к телу отца.