Огненный волк

— Мой брат нездоров в последние месяцы, — снова заговорил Светел, дав князю время уяснить свои первые слова. — Я не хочу об этом думать, но сам он не надеется когда-либо снова обрести здоровье. И он часто говорит мне, что теперь мечтает только об одном — увидеть племянников, наследников чуроборского стола. Брат хочет, чтобы я скорее женился.

Скородум поднял голову. Глаза его сощурились, словно он старался спрятать, не выпустить наружу печаль, взор обманчиво потух, стал почти равнодушным. Светелу даже показалось, что старый князь его уже не слушает. Но это было не так.

— Женился? — отвлеченно повторил Скородум, словно думал совсем о другом. — Что ж… дело хорошее. Богам угодное.

— И сколько брат ни раздумывал о невесте для меня, он не нашел девицы лучше, чем твоя дочь, — продолжал Светел, чувствуя, что настали решительные мгновения. — Я не знаю на свете женщины, которая более нее была бы достойна стать княгиней Чуробора и матерью будущих чуроборских князей. Что ты скажешь на это?

Светел ждал, слыша громкий стук своего сердца и чувствуя такую неувереннсть, словно сидел на тоненькой веточке и вот-вот мог сорваться. Но Скородум молчал, глядел куда-то в сторону, тихо протяжно вздыхал, постукивал пальцами по колену. Светел покрылся холодным потом — неужели откажет?

Он бы очень удивился, если бы узнал, что Скородум думал в эти долгие мгновения вовсе не о нем и даже не о своей единственной дочери. Перед глазами князя стоял чуроборский оборотень — такой, каким он видел его прошедшей зимой: смуглый, с буйно разметавшимися по плечам черными волосами, с веселым блеском в глазах, с белозубой улыбкой, которой два выступающих клыка придавали какой-то особый задор. Отчаянный парень, вспыльчивый и смелый, открытый для дружбы, грозный для врагов, стремящийся задавить в себе злобного зверя и вполне способный на это. Скородум верил, что Огнеяр выиграет эту битву с самим собой, может быть, самую трудную из всех битв. И выиграл бы, если бы ему не помешали. А помешать ему хотели многие — хотя бы этот синеглазый красавец, на дороге которого к чуроборскому столу стоит оборотень.

Стоял. Скородум не мог представить, что Огнеяра больше нет, ему не верилось в его смерть. Слишком много силы нес в себе княжич-оборотень, чтобы так легко погибнуть. Впрочем, кто знает, с какой силой ему пришлось столкнуться? Скородум не знал многого, не знал почти ничего, но Светела расспрашивать не стал. Все равно тот не скажет ему всей правды. Но главная правда — та, что наследник чуроборского стола теперь он.

— Я не богиня Макошь, чтобы решать судьбы людей, и не богиня Лада, чтобы приказывать сердцу, — сказал наконец Скородум, подавляя вздох. — Ты просишь в жены мою дочь — так спрашивай у нее самой. Если она хочет быть твоей женой — я не буду мешать ее счастью.

Вести Светела лишили его сразу слишком многого — не только мечты видеть Огнеяра своим зятем, но и надежды просто еще когда-нибудь увидеть его. Слишком много для одного раза. Скородуму казалось, что судьба подвела его на старости лет, и даже сватовство к любимой дочери заняло его меньше, чем могло бы в другое время. Впрочем, по сути он в любое время ответил бы так же.

А Светел облегченно вздохнул — лучше такого ответа ему и не нужно было. Княжна ему не откажет, Скородум не будет противиться — боги дали ему удачу.

Князь велел позвать дочь, и скоро Дарована вошла в горницу. Увидев Светела, она смущенно опустила глаза и, кажется, сразу догадалась, зачем ее позвали. Сердце ее готово было выпрыгнуть от волнения, она не верила, что возможно такое счастье, но на лице Светела с самого первого мгновения было написано — он приехал сюда ради нее и за ней. Дароване и хотелось, чтобы скорее были произнесены слова, соединяющие их судьбы, и она боялась чего-то, словно где-то рядом ее счастье сторожила неведомая опасность. Недаром невесту не пускают из дома — берегут от сглаза, которому открыты все, кто стоит на грани прошлого и будущего.

— Вот этот человек, дочь моя, просит тебя в жены, — сказал ей Скородум. — Дай ему ответ — хочешь ли ты стать его женой?

При этих словах вся кровь бросилась в лицо Дароване, хотя этого она и ждала, щеки ее запылали. Не смея взглянуть на Светела, она теребила на тонких запястьях янтарные браслеты в золоте. Светел не отрывал от них глаз — если она сейчас снимет и подаст ему один из этих браслетов, то дело решено. Дарована подняла глаза на отца.

— А что ты ответил ему, отец мой? — спросила она, едва слыша свой голос за громким стуком сердца.