Огненный всадник

До Орши было пару часов верховой езды, но Кмитич решил дать коню передохнуть, а заодно и самому выспаться. Однако спал он, похоже, не более сорока минут. «Ну, и столько хватит», — решил Кмитич. Он достал часы, подаренные ему Боноллиусом перед отъездом из Смоленска. «Это самые модные в Вильне часы. В форме луковицы», — говорил инженер. Часы-луковица показывали три с четвертью часа утра. «Пора ехать, — решил Кмитич, — к рассвету буду, а днем в городе светиться не обязательно».

Когда горизонт осветился лиловым светом, Кмитич уже приближался к окраине Орши. Уставший конь еле волочил ноги, за спиной хорунжего позвякивал мушкет, мерно бренчали на кожаном ремне зарядцы, в сумке сбоку покоились скромные съестные припасы, что ему собрала жена, а свою собственную одежду хорунжий упаковал в заплечный мешок. Два пистолета Кмитич надежно спрятал под стрелецкой свиткой, а в сапоге у него притаился еще один маленький пистолетик — на всякий пожарный случай. В другом сапоге Кмитич надежно припрятал куда более полезный маленький нож, который смастерил сам еще в 17 лет.

Подъезжал к городу Кмитич со стороны Рши, не в силах отказать себе в том, чтобы подъехать к Диву. Дуб стоял на прежнем месте, война не тронула старого хозяина леса. Кмитич, здороваясь с Дивом, приложил ладонь к мокрой от росы голубовато-серой коре дерева и посмотрел вверх. Россыпи желудей бросились ему в глаза. «Значит, будет снежная зима», — подумал Кмитич и с тоской вспомнил, какой душистый кофейный напиток умела варить его матушка из дубовых желудей.

Ой, дубе, мой дубе
Зялены мой дубе
Што на табе, дубе
Два голубы гудзе…

— тихо пропел Кмитич, вдохнув воздух полной грудью. Здесь, на берегу Рши, около Дива царил покой и уют, ощущался знакомый и такой до одури родной запах коры, листьев и земли, но до ноздрей Кмитича все же долетел и резкий чуждый запах гари. Похоже, в городе вновь горели дома. От местных и крестьян и от пары групп беженцев Кмитич уже знал, что в Орше в прошедшие сутки была битва — оттуда слышалась стрельба из мушкетов и пушек, но что там именно сейчас творится, никто не мог толком сказать. Хотя по лицам людей было видно, что на благоприятный исход боя они не надеялись. И в самом деле, уже подъезжая к родному городу, Кмитич убедился, что он в руках врагов — везде казачьи посты. Впрочем, победители были пьяны, многие спали, иные едва держались на ногах, и никто даже не подумал обратить внимание на конного стрельца. Так совершенно беспрепятственно Кмитич въехал в городские ворота.

Здесь его сердце сжалось: везде виднелись признаки боя — для литвинов явно проигрышного. Хорунжий увидел около дюжины убитых гайдуков, небрежно сваленных в ряд у стены полусгоревшего дома. Вместе с конем лежал убитый гусар, с которого уже успели снять шлем и кирасу. А вот и убитые казаки со стрельцами, все еще не похороненные. Кмитич тихо присвистнул от удивления: погибших московитов, причем тел было много, так же небрежно уложили в ряд и накрыли грубой циновкой. «Может, не ошиблась еврейка, что наши дали им прикурить?» — подумал Кмитич, вертя головой то вправо, то влево. Однако как бы там ни было, но литвины покинули город. Многие дома хранили следы пожара, глядя на улицы черными закопченными окнами.

Убитые стали попадаться все чаще. Кмитич часто задышал, стараясь не смотреть по сторонам — среди убитых было много женщин, успел заметить он и детские тела. Где-то трижды прозвучали сухие выстрелы, но то был явно не бой — куражились пьяные победители. Видимо, из-за раннего часа московитов на улицах и у домов было очень мало. Местных же вообще не было видно. Уютная маленькая синагога, выкрашенная белой штукатуркой, сейчас была чернее ночи от копоти пожара. «Надеюсь, люди успели выскочить оттуда раньше», — подумал Кмитич. Он не удержался. Остановил коня, огляделся — вроде никого. Спрыгнул на землю и осторожно зашел в сгоревшие двери закопченной синагоги. В нос ударил смрадный запах. Кмитич прижал к носу рукав, осторожно ступая вперед, глаза стали привыкать к сумраку разгромленного помещения… Наступив на что-то мягкое, хорунжий в ужасе отшатнулся — на полу лежали груды трупов, обгоревших и не очень. Их тут было больше полутора сотен. Женщины, дети, старики, мужчины… Похоже, казаки загнали сюда семьи еврейских торговцев и подожгли. Пожар, судя по всему, потух быстро, но люди погибли в едком дыму. Кмитич вновь с холодеющим сердцем осмотрелся. Вот молодая женщина, ее вороные волосы рассыпались по закопченному полу. Безымянный палец выброшенной вперед правой руки отрублен. Видимо, изуверы пытались снять с руки обручальное кольцо и просто рубанули по пальцу саблей…

Кмитич выскочил из синагоги, шатаясь, отошел в сторону, упал на колени и, упершись руками в землю, начал тяжело дышать. Его грудь сотрясали судорожные толчки, словно душа желала побыстрей отделиться от тела и улететь раньше времени на небо, подальше от этого ужаса.