Огненный завет (Братство пламени)

– Вы очень добры. – Профессор Хардинг медленно двинулся к ней. – Но вредоносный воздух, не менее вредные дожди губят их. Восемь лет назад все выглядело совсем по-другому.

– Я тогда была здесь, – сказала Тэсс. – Я помню.

Профессор, морщинистый, ужасно постаревший, с редкими седыми волосами и обвисшей кожей в старческих пятнах, проговорил, опускаясь на резную скамейку:

– То, что вы видите, – это ничто. Остатки былой роскоши. Раньше, когда природа была управляема, лилии были такими… – Его рука, опиравшаяся на палку, задрожала. – На следующий год я не буду подвергать их испытанию этой отравой. На следующий год я позволю им упокоиться в мире, но луковицы сохраню в надежном месте. Может быть, наступит день, когда я вновь смогу выращивать цветы. Если нашу планету когда-нибудь очистят.

Тэсс на всякий случай оглянулась, сжимая пистолет через плотную ткань, и подошла к старику поближе.

– Кажется, мне ваше лицо знакомо, – задумчиво сказал профессор Хардинг. Он поправил очки в металлической оправе и сосредоточенно прищурился. – Да это же Тэсс! Неужели это вы? Конечно, Тэсс Дрейк.

Тэсс улыбнулась, чувствуя, как на глаза навертываются слезы.

– Я так рада, что вы меня не забыли.

– Как я мог забыть? Вы озаряли красотой всю мою аудиторию.

Тэсс, покраснев, сказала:

– А теперь моя очередь говорить: «Вы очень добры».

Она присела рядом с ним на скамейку и нежно обняла старика.

– Насколько я помню, вы посещали многие мои курсы. Каждый год записывались на новый. – Голос профессора звучал едва слышно, словно шелест ветра в сухих листьях.

– Я обожала слушать ваши лекции по искусству.

– Да, но что важнее, вы любили само искусство. Это было видно по вашим глазам. – Профессор Хардинг прищурился еще сильнее, будто вглядываясь куда-то вдаль. – Причем, если честно признаться, вы не были моей лучшей студенткой.

– Боюсь, я получала в основном четверки.

– Но, вне сомнения, самой увлеченной. – Тонкие морщинистые губы профессора растянулись в ласковой улыбке. – И как хорошо, что вы обо мне вспомнили и пришли проведать. Знаете, многие студенты обещают, что после окончания университета будут заходить и все такое прочее. – Его улыбка пропала. – Но как я узнал из собственного опыта… они никогда не возвращаются.

У Тэсс комок подступил к горлу.

– Ну, вот я и здесь. К сожалению, немного опоздала.

– Так же, как опаздывали на занятия. – Старик рассмеялся. – Всего на несколько минут. Меня вы не отвлекали, но похоже, не могли удержаться, чтобы не привлечь к себе всеобщее внимание.

Тэсс рассмеялась вслед за ним.

– Вовсе нет, просто я не могла вылезти вовремя из кровати.

– Ну, моя дорогая, когда доживете до моих лет, станете подниматься с рассветом. – Слабый голос профессора сделался еще тише. – А часто раньше. Гораздо раньше.

Он прокашлялся, и они некоторое время сидели и молчали. Но молчание это было каким-то уютным. Успокаивающим.

Любуясь лилиями, Тэсс подумала: «Как жаль, что я не могу остаться здесь навсегда. Как жаль, что я вынуждена жить в мире, который рассыпается на куски».

– Профессор, можно поговорить с вами об искусстве?

– С удовольствием. Как вам известно, не считая лилий, для меня нет ничего приятнее, чем говорить об искусстве.

– Я хотела вас спросить об одном барельефе. У меня с собой его фотография.

Тэсс с опаской вынула из сумки пакет фотографий стараясь не показывать пистолет.

– Но почему вы так помрачнели? – Профессор Хардинг свел редкие седые брови. – Вы больше не увлекаетесь искусством?

– Нет мое увлечение искусством не прошло, – ответила Тэсс – Но что касается этого… – Она показала фотографию скульптуры. – Это – другое дело.

Профессор Хардинг нахмурился, отчего на лбу у него прибавилось морщин. Он поправил очки и поднес фотографию к глазам. – Да, я понимаю ваши сомнения.

Он придвинул фотографию поближе, потом отложил.

– Такой жестокий образ. И стиль тоже очень грубый. Это произведение, конечно, не в моем вкусе. Несомненно, это не Веласкес.

– Но вы можете что-нибудь сказать об этом барельефе? – с замиранием сердца спросила Тэсс.

– Извините, Тэсс, вам придется объяснить: что именно вы хотите узнать? Что в нем вас интересует? Где вы его нашли?

Тэсс размышляла, насколько подробно стоит ей информировать профессора. Чем меньше он будет знать, тем лучше. Если убийцы обнаружат, что она приходила сюда, неведение и немощь могут спасти профессору жизнь.

– Барельеф находился в спальне моего друга.

– Это говорит о том, что он не может похвастаться хорошим вкусом. В спальне? Ему не место даже в сарае для садовых инструментов.

– Согласна. Но у вас есть какие-нибудь идеи о том, кто его создал? Или зачем? Или что это означает? Кто из скульпторов, которых вы знаете или о которых что-то слышали, может быть его автором?

– Боже мой, я не имею об этом и представления. Мне понятно ваше замешательство. Вы думаете, что эта скульптура относится к современной школе… не знаю, как ее назвать… к неопримитивизму или авангардистскому классицизму?

– Профессор, простите, я по-прежнему не самая лучшая ваша студентка. До меня не дошло.