Огненный Зверь

Мне хотелось кричать, не кричать — выть! Я села на пол, обхватив голову руками. Сердце бешено билось.

Он у него, Кирилл у него, и он его убьет, непременно убьет, если я не соглашусь отдать ему Зверя. И у меня всего две минуты, чтобы принять роковое решение, которое навсегда изменит мою жизнь. Это решение будет роковым, каким оно ни было. Что бы я ни решила, это конец: я или предам друга, подвергнув опасности тысячи магов, или предам любимого, бросив его на верную смерть.

— Звеееерь! — в отчаянии закричала я.

Но мне никто не ответил. Зверь молчал, предоставив мне самой принять решение. Я осталась одна, только я и истекающие две минуты.

Мне хотелось реветь, биться в агонии, но мои глаза оставались сухими, мозг работал, как сумасшедший.

Я вспомнила Илону, красивую брюнетку с белозубой улыбкой, а потом ее посиневшее тело, мертвое, истерзанное, поломанное… Он сделает с Кириллом то же самое, он обещал. И, я не сомневалась, этот садист сдержит слово.

Я вспомнила Золотаревского, человека отдавшего жизнь, чтобы его сын жил.

Но хотел ли он, чтобы я спасла его сыну жизнь такой ценой?

Владимир Петрович положил всю свою жизнь на то, чтобы помогать людям, он никогда не жил для себя, все только ради других. И спасти Кирилла, отдав Капюшону Зверя, означало еще и предать все убеждения старика, подвергнуть опасности все то, чему он посвятил жизнь.

Если Черные Капюшоны, помимо выпитой ими силы, будут владеть еще и Огненным Зверем, это катастрофа. Они нелюди, садисты, они получают наслаждение от убийств, которые они с радостью и продолжат. Теперь я понимала, Главному Капюшону не нужен огонь Зверя, ему нужно совершенное выносливое тело, которому не страшны любые болезни и раны, которое не чувствует холода и не устает.

Впервые я понимала все настолько ясно. Наверное, это были самые долгие две минуты в моей жизни.

Я видела реки крови, которые потекут с новой силой, стоит мне передать Зверя. Видела истерзанные тела, видела слезы родных жертв, видела боль и агонию, видела адские пытки, которым Черные Капюшоны подвергают тех, кто попал к ним в руки.

Они обещали оставить этот город, но что это изменит? Они пойдут в другие города, где живут такие же люди, и эти люди станут их жертвами, потому что такие, как Капюшоны, никогда не насытятся окончательно, им всегда будет мало, они будут продолжать увеличивать свою силу за счет чужих смертей и страданий.

Они будут убивать…

Я не выдержала и закричала, отчаянно, громко.

Я была одна, только я и моя боль.

Я любила Кирилла, больше собственной жизни, больше всего на свете. За него я бы отдала все, что у меня было и добилась бы чего угодно, чего у меня пока не было…

Боль рвала меня на части, потому что я уже поняла, какой ответ дам Капюшону, потому что я изначально в глубине души знала, что выберу, и от этого было невыносимо больно.

Они будут убивать…

Я вспомнила Линку-Малинку, ее детское доверчивое личико. А ведь у нее тоже был сильный дар. Они будут убивать таких, как она, невинных детей, только чтобы возвыситься самим.

Они будут убивать…

Хотел ли Золотаревский, чтобы я спасла жизнь его сыну ТАКОЙ ценой?

Простил бы меня сам Кирилл, если бы я это сделала?

Я знала ответы на эти вопросы. Кирилл был таким же, как и его отец, он жил для других, он не думал о себе.

Как же я его любила, и как поздно мы нашли друг друга, так непоправимо поздно…

Две минуты истекли. Зазвонил телефон. Я вздрогнула от этого звука, мне хотелось спустить мобильный в унитаз, выкинуть в окно, разбить, но это ничего не решит и не изменит. Я должна дать свой ответ.

Я должна…

— Ну как? — раздался в трубке самодовольный голос. — Перестала артачиться? Определилась?

— Определилась, — мой голос был тверд.

Я действительно определилась, и, пусть я никогда не прощу себя за то решение, которое приняла сейчас, я всегда буду знать, что это решение правильное, единственно верное. Золотаревский бы одобрил… Кирилл бы понял…

— Ну и? — Капюшон еще не понял, он ликовал, упивался своей победой, предвкушая, что получит то, чего хочет.

— И иди к черту, — четко произнесла я.

Смех в трубке оборвался.

— Дура, ты хотя бы понимаешь, что подписала ему приговор?

— Прекрасно понимаю, — ответила я, возможно, если бы я не понимала, мне было бы легче.

— Он будет умирать медленно, — прошипел Капюшон.

Я закрыла глаза, но собрала всю последнюю волю в кулак, чтобы произнести свои последние слова, последние слова в приговоре Кирилла.

— Иди к черту, — твердо повторила я и нажала клавишу "отбой".

Наступила мертвая тишина.

Я заревела отчаянно, в голос, мне было тяжело дышать, я задыхалась.

Я схватила телефон и запустила им в стену, в стороны полетели осколки корпуса. Я хотела так же разбить свою голову, чтобы не думать, не чувствовать.

Как мне жить после этого? Как мне жить без него?..

"Ты приняла верное решение", — неожиданно раздался голос Зверя.

— Знаю, — простонала я. — Знаю…

"А сейчас не реви. Есть у меня одна идейка".

Надежда вспыхнула во мне так ярко, что я не поверила своим ушам и правда перестала реветь.

— Что? — переспросила я вмиг онемевшими губами.