— Как только почувствуешь слежку, немедленно звони. Мы постараемся тебя защитить.
Я кивнула. Я очень надеялась, что Черные Капюшоны поняли, что я совсем не контролирую Зверя, и решат подождать годика эдак два.
— А это, — Владимир Петрович нагнулся и достал из ящика стола зеленый кристалл размером с куриное яйцо, больше всего напомнивший мне кусок мыла, — положи у себя дома.
— Что это? — нахмурилась я, принимая странный предмет, понюхала, совершенно без запаха.
— Это концентрированное заклинание защиты. Твой дом — твоя крепость. Как только заклинание растворится в твоей квартире, никто не сможет туда войти без твоего разрешения.
— А если попробует?
— Адская боль, — его голос прозвучал жестко. — Я не могу тебе гарантировать, что это подействует против Капюшонов, но излишняя предосторожность не помешает.
Я слабо кивнула, в голове был сумбур. Потом убрала странный предмет в карман.
— Ты можешь идти, — разрешил Золотаревский. — Подумай обо всем хорошенько. Уверен, до завтра у тебя появится еще много вопросов.
Я еще раз кивнула и встала с кресла. Покачнулась. Зверь, конечно, поддерживал мое тело в прекрасной форме, но стресс давал о себя знать, как только я оказалась в вертикальном положении, я поняла, что координация движений нарушена, а голова кружится.
Кирилл дернулся было, чтобы поддержать меня, но остановился, увидев, что я более-менее твердо стою на ногах, а, может быть, вспомнив мою реакцию на его прикосновение.
— Кир, отвези Изольду домой, — попросил Владимир Петрович. — Не думаю, что ей сейчас показаны пешие прогулки.
Кирилл ничего не сказал и молча поднялся с кресла.
— Спасибо, — отрешенно пробормотала я и направилась к двери.
— Уже все? — встрепенулась Леночка в приемной. — Может быть, чайку?
Я отрицательно помотала головой и на ватных ногах прошла мимо нее к лифту. Кирилл последовал за мной.
— И у этой девчонки тоже способности? — недовольно пробормотала я, когда мы оказались в лифте.
— Конечно, — отозвался Кирилл. — Она владеет телекинезом. Пока довольно посредственно, но она учится.
— Конечно, — зло передразнила я и отвернулась. Лучше уж пялиться в покрытую трещинами стену лифта, чем смотреть в его уж слишком проницательные глаза.
Я почувствовала, что меня снова начинает бить мелкая дрожь. Я очень хотела домой. Может быть, у меня еще и остались физические силы, но моральные были на исходе.
Мы вышли на улицу, и я наслаждением подставила лицо под солнечные лучи. В этом старом здании я чувствовала себя как в склепе.
Мы прошли к его машине, и Кирилл галантно распахнул передо мной дверцу. К такому я не привыкла. Хоть меня и потрясывало, у меня еще имелись руки и силы открыть дверь самой.
— Не стоило, — не вежливо пробормотала я, но все же села в машину.
Он обошел машину и тоже забрался внутрь.
— Ты понравилась старику, — сказал он.
— Премного благодарна, — фыркнула я. Как только мы остались одни, я почувствовала просто физическую потребность хамить.
— Зря ты так, — Кирилл не повелся на провокацию. — Он замечательный человек. Действительно бескорыстный.
Мне стало не по себе. Золотаревский действительно вел со мной себя просто идеально, и мне не за что было о нем плохо отзываться.
— Я рад, что ты поняла, — очень серьезно сказал Кирилл, видимо, опять копаясь в моих чувствах.
Мы отъехали. Кирилл спросил адрес, и повел машину по направлению к моему дому.
Я молчала и смотрела в окно. Мимо проносились другие автомобили. Вел Кирилл достаточно быстро, но уверенно. Я чувствовала себя рядом с ним в безопасности. Какое странное и нелепое чувство в связи со всеми произошедшими со мной событиями.
— Ты очень его любишь? — внезапно для самой себя задала я вопрос. Я все еще помнила, как тепло Кирилл отзывался о "старике".
Я посмотрела на него. Серьезное выражение на его лице смягчилось.
— Он меня вырастил, — ответил Кирилл, все еще смотря на дорогу, по правде говоря, мне очень хотелось, чтобы он посмотрел на меня. — Я был беспризорником, он нашел меня на улице, можно сказать, спас от голодной смерти. Все, что у меня есть, только благодаря ему. Конечно же, я люблю его. Он мне как отец.
Его голос был наполнен нежностью, не надо иметь сверхспособности, чтобы понять, когда человек искренен.
— А твои родители? — не удержалась я.
— Умерли, когда я был еще младенцем, меня взяла тетка, но она пила, и я оказался на улице.
Его лицо снова стало серьезным, и я прокляла себя за то, что подняла эту тему. Но мне было безумно интересно. Я надеялась, что Кирилл почувствует мое раскаяние и простит меня.
Оставшуюся дорогу до моего дома мы оба молчали. Я старалась ни о чем не думать, просто пялилась на дорогу. Ни о чем не думать, и ничего не чувствовать, убеждала я сама себя, так проще.
Он аккуратно завернул в мой двор и остановился.
— Приехали.
Я подняла на него глаза. Он тоже внимательно на меня смотрел. Что ж, призналась я сама себе, он мне чертовски нравился, по правде говоря, мне совершенно не хотелось выходить из его машины, в ней было уютно и безопасно.
— Каково это быть не таким, как все, с самого детства? — спросила я.
Он улыбнулся, пожал плечами: