— Ты слышала? — заверещала ее мать. — Ты слышала, что он мне сказал? Господи, как же ты допустил, чтоб я дожила до дня такого! Господи, да сделай ты, чтоб земля разверзлась и поглотила меня, несчастную!
Джербану тяжко поднялась на ноги, отбросив стул с таким грохотом, что перепуганная Путли на миг поверила, будто бог и впрямь внял желанию ее матери и пол столовой разверзается.
С силой пнув упавший стул, Джербану вылетела вон, яростно хлопнув дверью, и заперлась в своей комнате.
Через час она на цыпочках прокралась в кухню и съела дочиста все, что Путли приготовила на ужин.
В последовавшие два дня Джербану ела очень мало, вследствие чего на третий день у нее так разыгрался аппетит, что она опять съела все, что было на столе, и даже негодующий взгляд Фредди не остановил ее. Она, казалось, разбухала прямо на глазах разгневанного зятя. Чем больше она толстела, тем сильнее он худел, а чем сильнее он худел, тем больше она ела — в отместку. Оба чувствовали, что вот-вот заболеют.
Неожиданно раздавшиеся телеса Джербану привели весь дом в благоговейный ужас. Джербану с мстительным рвением пользовалась внезапно прибавившимся весом. Путли, прислуга и дети, не зная, как им быть, ни в чем не прекословили ей. Джербану важно пыхтела, отдавая приказы и раздавая советы. Она распоряжалась жизнями всех домочадцев, а Фредди, ошеломленный ее напором, позволил обстоятельствам взять над собой верх.
Джербану тем временем расширила круг своего общения. В дом стали приглашаться по утрам для сплетен и эмоциональной разрядки целые стаи пухлых пожилых дам. Индуски, мусульманки, христианки и зороастрийки сочувственно качали головами и уговаривали Путли не поддаваться деспотичному мужу, побольше думать о родной матери, да и о себе не забывать.
Фредди чуял, что в этом кругу его прилюдно поносят, и злился, но чем больше он нервничал, тем меньше мог сделать.
Захватив власть в доме, Джербану начала прибирать к рукам лавку. Стоило Фредди отлучиться по делам, Джербану, пренебрегая законами коммерции, требовала себе в больших количествах и шоколад, и печенье, и духи, и вино. Все это либо неспешно потреблялось ею самой и ее подругами, либо щедро раздаривалось. Старший приказчик Харилал и двое его помощников так и носились из лавки в дом, исполняя поручения Джербану. Пока они разносили угощение на кокетливо украшенных подносах, развозили подарки, приглашения и записки, Фредди вынужден был управляться один.
Однажды вечером, после того как Фредди целый день сам обслуживал покупателей, сам вел записи в книге, сам разгружал ящики с печеньем, он насилу приплелся домой и объявил Путли:
— Пора кончать эту олимпийскую эстафету.
— Какую эстафету? — не поняла Путли.
— Беготню приказчиков. Я один работаю за троих. Возвращается Харилал — тут же убегает другой, тот не успеет вернуться — уже куда-то бежит Кришен Чанд. И все они таскают мой шоколад, мои орешки, мой хрустящий картофель, мое печенье ее подружкам! Да что ж это такое!
— Ну что тебе, жалко, что она нашла себе компанию? — упрекнула его практичная Путли. — Не самой же ей бегать со свертками!
Фаредун почувствовал предостерегающее биение жилки на виске. Он в последнее время начал с печалью подозревать, что жена на тещиной стороне.
Поздно ночью он, с трудом приподнявшись в постели, напугал Путли, неожиданно закричав на нее:
— И вообще я тебя предупреждаю! Хватит грабить лавку, у меня уже и так ничего не осталось. Что она себе думает, королева задрипанная?
В голосе Фредди слышались слезы.
— Что с тобой? Что с тобой? — спрашивала Путли, выбираясь из постели, чтоб зажечь керосиновую лампу. — Ты никогда не был ни мелочным, ни жадным. Ну берет она понемножку, подруг своих угощает, ну и что? Мы ж должны помнить, что это из-за нас она покинула насиженное место…
— Ничего себе понемножку! — орал Фредди. — Хорошо понемножку! Мало того, что она все пожирает за столом, она столько пихает в себя варенья, засахаренных фруктов, ликеров — слона бы понос прошиб! Ты что, не видишь, как ее разносит?
— Ее не разносит, — поправила Путли, — это она опухает. С горя пухнет.
— То есть как? — изумился Фредди.
— Так бывает, — запальчиво подтвердила Путли. — Бывает, люди с горя пухнут. А уж при том, как ты к ней относишься, ей есть с чего распухнуть.
— Этой жирной скотине? — переспросил обалдевший Фредди. — Этой здоровенной бабе?
— И не такая уж она здоровая, — опять поправила его жена. — Она только на вид здоровая, а на самом деле она человек больной. Очень больной.
— Ну да, это у нее не мясо, а воздух, — пробормотал Фредди, чувствуя, что рушатся основы его семьи.
А Джербану действительно была больна. Ее почки, печень, желчный пузырь, суставы поочередно выходили из строя, не выдерживая неравной схватки с жиром. Джербану донимали боли, от которых ее никто не мог избавить, кроме «английского доктора».
— Английского доктора позовите! — стонала она. — Английского!
Все другие врачи были не в счет.
Фредди, которого подташнивало при одной мысли о том, во сколько это обойдется, тем не менее вынужден был послать именно за английским доктором.