А что я? Всего лишь успел заглянуть, как там Ларика. И был весьма обескуражен, обнаружив всё ту же перекрашенную «Хонду».
– Командир корабля обязан знать о состоянии здоровья экипажа… – начал было я оправдательную речь, но снизу воронку заткнули меховой безрукавкой. Никакой дисциплины! Выплюнув кляп, воронка затянулась.
Мы поделили консервы на четверых, и на этот раз они показались мне не такими ужасными. Я слизал с мембраны даже опустошённые жестяные банки – организм не брезговал никакими источниками вещества для расщепления.
Шатун вернул себе похудевший трон и благодушное настроение.
– О каких ступенях вы тут говорили, центавряне?
Горыхрыч призадумался: смогут ли понять люди? И пустился в объяснения. И я отметил про себя, как разительно изменилась его речь в антропоидной иноформе. Неужели форма так сильно влияет на сущность дракона? А ведь влияет, если вспомнить маму в личине Йаги.
– Это уровни взаимодействия с миром, – сказал дед. – Предположим, ты блуждаешь в лабиринте на ощупь. Это первый уровень. И вдруг ты начинаешь видеть себя и лабиринт сверху и понимаешь, куда надо свернуть, чтобы достичь цели. Ты прекращаешь блуждать и движешься без потерь времени и сил. Это второй уровень. У драконов способность к нему врождённая, это как бы скорлупа, в которую мы можем вернуться в любой момент.
– НЛО! – засмеялся Дима. – Но они же разные по форме.
– Драконы тоже разные. И сферхформу можно усовершенствовать по желанию.
– А дальше? Двумя уровнями вы не ограничились, как я понял? – нетерпеливо спросил Шатун.
– Дальше… Мир куда сложнее, чем мы способны понять, находясь внутри него. Дальше зависит только от твоего устремления. Когда ты понимаешь, что в коридорах есть люки, ведущие под лабиринт и можно не обходить стену, а поднырнуть под неё снизу и выйти в соседний коридор – ты достигаешь третьего, скрытого уровня.
– А почему в соседний коридор, не проще ли сразу идти по той стороне к выходу?
– Потому что с той стороны, внизу – другой лабиринт, – усмехнулся Горыхрыч.
Шатун хлопнул себя по коленям. Глаза его горели.
– И там может быть свой наблюдатель? – воскликнул он.
– Да. Тот, кто видит нижний лабиринт если не целиком, то достаточную часть, чтобы корректировать твой путь по верхнему, пользуясь устройством нижнего. Это четвёртый уровень Ме.
– Высший?
– Далеко нет. Высшая ступень сознания и есть Великий Ме. Она недостижима.
– А сколько всего этих уровней?
– Не известно. Есть легенды о стоглавом драконе, но и это не предел.
– Ну, хорошо, – потянулся Шатун. – А как вы трансформируете свои тела в машины, лодки и даже … гхм… в обезьяны?
Дед, похоже, обиделся на сравнение с обезьяной. Пожал плечами и выдал ту же фигу, какую от меня не так давно получил Дима:
– Это не мы. Это Великий Ме изменяет нас.
Разумеется, последовал вопрос, что за весёлый такой парень походя занимается чудесами с нарушением всех физических законов.
– Божественная сущность, делающая существо мыслящим. Но не только. Ещё ваши древние шумеры знали, что Ме дает власть над материей мира. Ме – это разумная воля, движущая живое существо, это власть, мысль, мир, множественное «я», или «мы». И одновременно Ме – это ритуал, то есть служение. Это всё грани великой Истины. Люди давно знают Ме и помнят во всех языках.
Дед сравнил наш путь к познанию полноты Ме с отвесной стеной невероятной высоты, как гора
Даже Шатун удивился:
– Инопланетяне верят в Бога?
– Это не важно. Можно не верить, но идти к нему и быть с ним. Можно верить, но не приблизиться ни на волос.
Ларика, наконец, пришла в себя. Йага стукнула в мембрану, и я немедленно перестроил внутренние перегородки и аккуратно опустил деда и побратимов вниз.
К моему удивлению, царевна и для переговоров с людьми не стала менять иноформу.
Меня подзуживало немедленно расспросить её о причинах бегства из Гнезда, но смущало присутствие братьев по разуму: а вдруг перестанут считать нас разумными, когда услышат о кровавых ритуалах смерти и прочих нелицеприятных поступках драконов?
– Спасибо, Змей Горыхрыч, – поклонилась царевна, заставив даже неповоротливую фигуру «Хонды» присесть в книксене. – И тебе, Гор. И вам, люди. Простите меня, если причинила вам боль. Я была безумна.
– Тебя никто не обвиняет, девочка, – проворчал дед. – Жива, и слава Ме.