Оставив Йаге семейные реликвии – дедову папку и портрет отца, я отошёл шагов на двадцать. За кустами принял истинный вид, и быстро, но бесшумно поплыл, едва касаясь кончиков травы. Не надо оставлять след, по которому могли найти спрятавшихся людей.
Серебристые диски уже поднялись в небо.
Я выметнулся вслед, с трудом приняв какое-то треугольное подобие сверхформы.
– Хрос! Подожди!
– Гор? – изумился царевич. – Так я и думал, что ты где-то здесь! Не ты ли тут пекло развёл?
Я не стал отвлекаться на несущественные мелочи.
– Выслушай меня, царевич. Я видел казнь деда, и не вмешивался, понимая справедливость приговора. Но Ларика в страшной опасности. Не допусти этого брака, прошу тебя во имя Ме!
Ларика, парившая между Юем и братом, вмешалась:
– Не надо, Гор. Всё нормально. Юй объяснил мне, как я заблуждалась.
– Тебя убьют в ритуале смерти!
Царевич вскипел:
– Не говори ерунды, Гор. Неужели ты думаешь, я позволю зарезать любимую сестру?
– Но наставник Юй сам говорил…
Учитель, плывший в вытянутой, как его излюбленный дирижабль, сверхформе, развернулся ко мне:
– Царевна меня неправильно поняла.
Хрос пресёк спор:
– Хватит, Гор. Мы с тобой когда-то были друзьями, поэтому я с тобой ещё разговариваю, хотя должен убить на месте.
– Меня-то за что?
– Ты приговорён к смерти за измену драконам, державе и трону. За предательство Пути Великого Ме. И приговор надлежит привести в исполнение на месте поимки преступника.
Царевна ахнула:
– Почему, Хрос? Гор не мог…
– Он братался с людьми, – брезгливо ответил царевич, и в меня вонзился чёрный меч.
Он не сказал, кем я приговорён, – мелькнула последняя мысль. Ритуал нарушен.
Я рухнул под отчаянный крик Ларики:
– Го-о-о-о-рррр!
Крик перешёл в гром от выпущенных с неба плазмоидов. Их сила отбросила моё рассыпающееся тело в пекло пожара, который я же когда-то разжёг. Глаза ещё успели увидеть в последней вспышке фигуру третьего дозорного дракона, рыскающего над горящими постройками. Последним усилием я отсёк от себя мёртвую пылающую пыль третьего модуля.
Я должен жить.
Я буду жить.
Оставшаяся в живых четвертинка меня подлетела к третьему выходу из подземелья. Предчувствия не подвели: люди успели выбежать, когда дед ворвался в убежище. Среди мелькавших у ворот спин я заметил две женских – их выдавали длинные волосы. Тёмные и светлые. Колебался я недолго: где-то должна быть ещё одна, шестая женщина. И вряд ли Светлана так свободно бежала бы вместе с бандитами. Впрочем, надо было проверить. Я в два прыжка догнал беглецов, выхватил ту, что со светлыми волосами.
Люди расстреляли нас обоих.
Я успел сплести кольчугу из волосяного покрова, но не успел даже подумать, чем прикрыть девушку, и стоял, покачиваясь, под шквалом пуль с мёртвой на руках.
Прости. Прости меня. Твоя смерть на моей совести.
Хлестнуло по глазам, едва прикрытым редкой сеткой. Боль пронзила череп. Я выронил ношу, упал на колени. Пули оказались разрывными. Мириады игл превращали меня в комок кровавого рванья. Рёв боли и ужаса вырвался из глотки. Захлебнулся под новыми пулями, попавшими в рот. Выхлестнуло мозги. Последней искрой исчезающей силы Ме я швырнул тело четвёртого модуля в пылающий дом. Драконы не должны ничего заподозрить.
Гор умер.
Я. Не могу. Умереть.
Кто.
Кто это понял? Кто видит, как я исчезаю в огне и муках?
Великий Отец наш. Моими глазами.
Только их ещё нет.
Испарившиеся на дороге под ударом меча и плазмы частицы меня. Лужица раскалённого металла бронированной двери, перемешанная с моей плотью. Мельчайшая пыль уродливой сверхформы, коснувшаяся пламени. Сгоревшая в дым плоть, разорванная пулями. Это я.
Я понял, когда успел обрести пятый уровень Ме и остаться в живых – в миг, когда разделился на четыре части. Пятый наблюдатель координировал действия «пальцев». И сейчас он собирает испарившиеся частицы, ставшие облаком. То есть, я собираю. Как мой далёкий предок Велес, умиравший и возрождавшийся под молотом Перуна.
Чем выше к Ме, тем невообразимее мир.
Я висел над пожарищем распылённым облаком, не давая ветру и струям горячего воздуха, поднимавшимся снизу, снова разодрать меня в клочья. И концентрировал облако в тело, занова выстраивая исчезнувшие связи.
Что в облаке может мыслить? – думал я. То же, что мыслило в драконе и его иноформах, заставляло двигать лапами и шевелить крыльями. То же, что мыслило в разрозненных модулях. Воля и знание Ме. И они всегда со мной, пока я дракон. Я не сводим к плоти. Мыслящая материя – что может быть омерзительней? Мыслящий мозг… Жуть какая!
Разве те люди, что суетятся внизу как муравьи – тоже всего лишь мыслящий мозг?
Облако передёрнулось, сжалось в плотную сферу сверхформы, завибрировало под мириадами крошечных молний, сшивавших
Я блаженствовал в вечернем небе с бледными веснушками пробивавшихся звёзд и забыл обо всём на свете. Жив. Жив! Что ещё надо дракону для счастья?
Драконский бог! Да мне много чего надо!