Огневица

— Ты скажи мне, откуль у нее мысли-то такие? Что сказала? — Некрас голосом понежнел.

— Откуль, откуль… Из нее слова не вытянешь. Всегда молчунья была. Тишком, да тайком. Нельгой ведь прикидывалась… Некрас, чтой-то не разумею я, чего там промеж вас? Вот знала бы, что она с тобой снюхается, костьми бы легла, а ее к тебе не подпустила. Охальник!

— Говори слово в слово, что она тебе рассказала, — Некрас улыбку притушил, допытывался.

— Что, что… Сказала, что другая у тебя есть в Журках. Вот что.

— Да кто ей в ухи-то такого напихал?!

— А мне почем знать? Сам в бабье своем копошись, у них выпытывай! — ярилась Званка, за подругу стояла. — Пусти, заполошный. Слово я сдержала, все передала, что она наказывала. Видеть тебя не могу! Тьфу!

— Звана, куда она уехала?! — Некрас ухватил за рукав, к себе лицом развернул.

— Не сказала, — вздохнула вдовая. — Скучать о ней стану. Такая подрунька была золотая…

Оттолкнула Некраса и пошла во двор. Под руку попался Местька, что сунулся было к ней с нежностями, так ему и досталась затрещина: звонкая, увесистая.

Глава 32

— Беги, ищи ветра в поле. Своего-то разума нету, а чужим не разживешься, — Видана утирала слезы. — Сыночек, домой-то когда? Родненький мой…

— Домой? Кто ж знает? — Некрас топтался на берегу, смотрел на насаду свою. — Хочу, чтобы знала ты, мать, без Медвяны не вернусь. Ты ее отправила далече, так я за ней.

— Откуль знала, что ты увяз в гадю … — запнулась, но продолжила, — в ней… Некрас, богами заклинаю светлыми, оставь, откажись. Кровиночка моя!

Потянулась обнять сына: не отшатнулся, но и обнимал так, словно привечал тётку чужую. С того Видана наново зашлась слезами, и унялась уж тогда, когда насада отвалила от Луганского бережка. Все пропустила, все проворонила: и как Деян прощался с сыном, и как Местька кричал насадским, чтобы передали отцу-матери привет сыновий, и как Радим просил жене кланяться.

Уселась на скамью под бортом и пригорюнилась. Через малое время муж подошел, сел рядом и разговор завел. Да непростой:

— Помню, Видка, как увидал тебя впервой. Ох, и девка! Огонь! За словом-то в рукав не лезла, всем доставалось. Ить всю правду в глаза кидала, без разбора. Помнишь ли, любая? — слова говорил нежные, а смотрел строго.

— Ты чегой-то, Деян? — шмыгнула носом, на мужа смотрела, и ждала страшного.

— Тогой-то. Я тогда с одним худым мешком притёк в весь вашу, свистульки продавал за чешуйку. Ни кола, ни двора не имел. А запала ты мне в сердце, разумом помутился, так полюбил. Вспомни, Видана, как отец твой гнал меня со двора, и как ты котомку собрала и за мной ушла. Помнишь ли, любая?

— Деянушка…

— Деянушка?! За всю жизню пальцем тебя не тронул. Любил, нежил, жилы рвал, чтоб токмо тебе жилось привольно. А вот пришел день сей и разумел я — поколочу. Верь мне, Видана, так бы и сделал, коли не любил бы тебя! Ты ни единого раза меня не подвела, всегда опорой мне стояла. Так с чего ты врать-то принялась, подличать? Где ж Виданушка моя? Куда делась девка-то огневая и правдивая?

— Деян, так не для себя! Ведь изведет она его! Изведет!! — слезы хлынули по щекам.

— Вона как! Ладноть, поучу тебя. Некрас ее выбрал, а наша с тобой доля — принять. Видала, какой он стал? Вольный, сильный, за себя постоял, за нее. Правду чует и за любую хлещется. Глаза разуй, Видка. Мужиком он стал. В том и отрада его. А Медвянка хороша! Ить не убоялась, за род горой встала, за матерь с отцом помстила. Ты уж опосля поймешь, что такую девку в дом взять — счастье. Сбережет очаг, насмерть стоять будет за нас, за Квитов. А ты вот сиди одна, как сычиха болотная. Не пустит она тебя к себе в домину-то, не даст внуков понянькать.

— Это как это?! Я бабка им буду! Ты чего городишь, лешак старый?! — подхватилась Видана, на лавке завертелась. — Некрас мой сын!

— Во, заверещала. Сама же его от себя и отвадила. И его и Медвянку. Был бы я ею, я б не пустил на порог, — хмыкнул Деян, брови насупил шутейно.

— Ты чего, старый, потешаешься? Тебя что ль пустят?!

— А то! Сяду, внуков на коленки посажу и стану им потешки кричать. Баснь расскажу, свистулек к празднику принесу. И смотреть буду, как род мой растет и крепнет. Ить девка-то сама крепка. Такого норова, какого и мы с тобой. Да и Некрас той же повадки. Ужель не почуяла? Наша она, огневая.

— А я-то как же? — Видана уж и разумела, о чем ей муж-то говорит, испугалась, искала защиты.

— А ты сиди дома, враки выдумывай. Вот то пострашнее будет, чем мужнин кулак.

— Деян…Деянка… — завыла тихонько, уткнулась головой в плечо мужа.

— Вот те и Деянка, — погладил по голове жену непутёвую. — Так и быть, буду тебе про них обсказывать.

С тех его слов Видана и вовсе разревелась, а Деян улыбку прятал в усах и стращал, стращал. Уж потом обнял крепенько, и выслушал, как винится жена. Все думал, что наказала сама себя похлеще, чем боги светлые.

* * *

— Местька, Радимка… Спаси вас… — Некрас запнулся, все слов не мог найти. — Не оставили.

— Некраска, да ты что?! Да мы…да я… — Местька подкинулся, заметался по гриднице. — Ты ж друг мне, самый пресамый!