Огневица

Итрида не сразу разобрала, что говорят о ней; растерянно крутила головой по сторонам, не понимая, что делать и за что хвататься. Вдруг подле нее возникла, точно из-под земли, сгорбленная фигура, и Итрида, прищурившись, с трудом разглядела в простоволосой грязной женщине мать.

– Мама, – всхлипнула Итрида и кинулась к матери. Она так хотела прижаться к маме, спрятаться в ее руках, укрыться родным теплом… Ей нестерпимо хотелось повиниться в том, что случилось у ручья, пообещать никогда больше не перечить и не убегать из дома. Итрида мечтала запереться в родных стенах и больше никогда-никогда не выходить за околицу одной. Итрида едва успела коснуться рукава материной поневы, как неожиданно сильный толчок отбросил ее прочь.

Мать смотрела на нее снизу вверх со злостью, которой Итрида доселе даже не подозревала.

– Ты где была, тварь? С оборотнями по лесам опять шастала?

– Мамочка, что ты такое говоришь, – Итрида в ужасе прижала руки к лицу.

– Я тебя спрашиваю, ты где была, пока разбойники твоих братьев заживо сжигали? – мать кричала, брызгая слюной, и наступала на Итриду. Невысокая полноватая женщина трясла кулаками, и Итрида невольно сжалась в комок, памятуя, какая тяжелая у матери рука. Люди вокруг смотрели непонимающе: кто-то пытался остановить мать Итриды, но остальные начали перешептываться и зло поглядывать на девушку.

– Мамочка…

– Не смей матерью меня звать, навь проклятая! Это из-за тебя Златко и Ждан погибли! Ты виновата, что они сгорели! Ты должна была быть на их месте, а теперь мои родные сыночки сгибли, а ты, ты, тварь аварская, жива! Давно уже в тебе ничего человеческого не осталось, только и смотришь, что в лес! Признайся, почуяла беду и сбежала, да?! Бросила нас тут умирать, а сама… сама…

Мать захлебнулась злобой, плюнула в сторону безмолвно замершей Итриды и кинулась к ней, замахиваясь для удара. Женщину обхватили поперек туловища, не давая приблизиться к дочери. Сосед, дядько Зван, зашептал что-то ей на ухо, гладя ее по голове, и рукой из-за спины делая знак Итриде уйти с глаз долой.

Да только куда она могла пойти? Израненная телом и душою, оглушенная, девушка молча смотрела, как сгорает ее дом, и словно кожей чувствовала, как смешивается пепел дерева и прах костей ее сводных братьев.