– О нет. Она вспыльчива, упряма, порывиста, но отнюдь не глупа.
– Сегодня вечером у нас праздник. Он и тебя касается, если ты не забыл, – проворчал Дваэлис. Старейшина налил себе кроваво-красного сока, чуть пригубил чашу и продолжил: – Я сам поговорю с девочкой и решу, какой ответ тебе дать.
Двое мужчин помолчали каждый о своем. Потом Дваэлис поднял чашу, и Марий коснулся ее своей. Колыхнулся сок, в полумраке и впрямь похожий на кровь. На вкус он был приторно-сладок, но эта сладость была единственной, которую Марий мог вкушать без отвращения.
С каждым глотком сердце Мария все сильнее сжимала тревога, имени которой он не мог найти.
– Эйре Дваэлис, – задумчиво проговорил он. – Расскажите мне о той самовиле, что выжила после встречи с Огнь-Камнем.
Дваэлис отпил еще «Небесной крови» и аккуратно вытер красную каплю с уголка рта костяшками пальцев. Помолчал.
– Она выжила, да… Это верно. Но стала иной, – старейшина поморщился и с усилием заморгал, точно сдерживая слезы. Видно, перемены, постигшие одну из тех, кого он равнял с богами, были слишком пугающими. – Она почернела, Марий. Когда дева пришла к нам и заявила, что хочет испытать свои силы, она была точно осколок льда: с белой кожей, такой прозрачной, что под ней виднелись синеватые жилы, с белоснежными, как у лаумы, волосами и ярко-голубыми глазами, сверкающими, точно снег в солнечный день. Но когда она выбралась из пещеры и мы увидели ее… От прекрасной крылатой девы осталось лишь обугленное тело. Волосы черными лохмотьями свисали до плеч. Глаза потемнели так, что зрачка стало не видно. Кожа трескалась и сочилась кровью и сукровицей. А ее крылья, – Дваэлис содрогнулся. – Ветры и камни… Их больше не было. Самовила шла гордо, спину держала, ровно княжна. Но смогла лишь выйти на свет. Сделала два шага и рухнула, чтобы больше не подняться. Мы перенесли деву в дом зелейника, и он весь день, ночь и еще один день отпаивал ее снадобьями, унимающими боль, смазывал раны целебными мазями.
– Она умерла?
– Мы не знаем, Марий. Она ушла. Исчезла в ту же ночь, как сумела встать на ноги. Только несколько капель крови осталось возле обрыва в восточной части Гнезда. Ни тела, ни обрывка волос, ни следа – мы не обнаружили ничего. За нею никто не пришел – ни тогда, ни после.
– Когда это случилось? – смутные догадки шевельнулись в душе Мария, но он никак не мог уловить их.
– Семь весен назад.
Глава 24. Право решать
Итрида растерла розовую распаренную кожу мягкой холстиной. Рядом Бояна наспех расчесывала пальцами тяжелые мокрые пряди, то и дело бранясь на запутавшиеся колтуны. Итрида невзначай провела рукой по собственным волосам: она и не заметила, когда укусы неровно обрезанных концов стали не такими ранящими. Рядом с одеждой бродяжниц висела другая – чистая, пахнущая солнцем и горьковатым травяным духом. Итрида потянула за край темно-синюю ткань.
– Последний раз я надевала платье в Белоозере, – задумчиво проговорила она.
Бояна стянула с колышка второе платье, точно такое же, и встряхнула, оглядывая его со всех сторон.
– А я уж и не помню когда. Наверно, и ходить-то в юбке разучилась напрочь. Может, не позориться и пойти в своем?
Итрида покачала головой и осторожно сняла с колышка свой наряд. Приложила к себе и взмахнула краем юбки:
– И как они такое носят? Короткое же. Гляди, едва колени прикрывает.
– Зато удобно! – обрадовалась Бояна, развязала холстину, в которую укуталась, и бросила ее на пол.
Потом ловко натянула синее платье и довольно улыбнулась, оглаживая струящиеся складки. Ее серые глаза, набравшись цвета от наряда, вспыхнули голубым. Бояна подняла голову, чтобы спросить у Итриды, как она выглядит, но вместо этого воскликнула: «Ага!» – и снова потянулась к стене.
– Видишь? Нам все же не придется сверкать голыми ляжками, – и Бояна победно потрясла мягкими серыми штанами, которых они поначалу не заметили.
Итрида украдкой погладила уютную мягкую ткань, так и льнущую к коже. Видно было, что одежда не нова, но на ней не было ни заплат, ни потертостей. На полу возле стены стояли удобные с виду башмаки, но менять на них любимые черные сапоги Итрида отказалась наотрез. В коридоре возле купален не было ни души, и, прихватив с собой старую одежду, девушки вышли на улицу. Там Санэл, Даромир и Храбр стояли в кругу и увлеченно обсуждали нечто настолько забавное, что то и дело кто-то из них взрывался смехом. Храбр и вовсе тер покрасневшие глаза большими пальцами, охая и качая головой. Бродяжники тоже сменили наряды, а по плечам обоих рассыпались мокрые волосы.
– Смотрю, они тут без нас не скучали, – шепнула Бояна Итриде.
Та лишь дернула плечом и пошла к мужчинам. Завидев девушек, Санэл повернулся к ним: улыбка и не подумала исчезать с его плоского загорелого лица.
– Купальни пошли вам на пользу, – рудознатец улыбнулся так довольно, как будто лично намывал бродяжниц.