— Нелюшка, проснись. Ты чего пужаешь-то? — Новица стояла возле лавки: косы темные, рубаха белая.
— Макошь пресветлая… — Нельга вздохнула, смахнула со лба пот. — Сон дурной, Веечка. Дурной. К смерти близкой. Ты не боишься ли, ответь мне? Помоги!
Новица обняла девушку, к себе прижала:
— Убить не боюсь, Медвяна. Боюсь остаться в яви и разуметь, что псы эти землю сапожищами топчут. Над людьми измываются. Не одна я под толпой мужиков-то повалялась. Свезло, что ты рядом была, ослабонила. Ведь издохла бы, как собака болезная на полу в бабкиной избёнке.
Завыли обе: одна по жизни слёзы лила, другая от жизни рыдала.
— Будя… Все уж решили. Ты, Медвянушка, вставай. Утричай и сиди себе спокойнёхонько. Сил надобно набраться. Можа еще и свезет? Сбежишь раньше, чем поймут кто извёл пса-то Рудного? — Новица утерла слезы рукавом бабьей рубахи и пошла к столу.
Нельга встала тяжко, через силу взялсь умыться, а вслед за тем и косу плести. Метала косищу долгонько, словно тяжкую работу делала.
Ложкой возила по миске с кашей, к хлебу утреннему и не притронулась. Не заметила, как Новица ушла из дома. Так бы и сидела в мути и раздумьях, если бы не топот на крыльце, не громкий голос девичий:
— Нельга! Нельга, ты тут ли? — в гридницу влетела холопка Новиков.
— Что ты, Зоя? Случилось чего? У Рознега беда в дому?
— Нет. Тихо все, — Зояйка отдышалась, прислонилась к стене. — Бают, что Тихомирка Голода на Дурной тропе оступился. Супротив Зуевского бора. Ох, упрела бежамши. Нельга, ты ежели чего, беги опричь улиц. Всяко быстрее.
Нельга уже и не слушала, подхватилась и вон из дома! Неслась, как дурная. Все враз позабыла — обиду на парня, слова его, и то, что сильничать хотел. Ведь Тиша упал!
Ноги быстрые донесли легко до Друной-то тропы. Берег крутой, дорожка узкая, кривая — того и гляди вниз полетишь. Остановилась только тогда, когда поняла — пусто на тропе-то, нет никого. Сосны высокие верхушками небо скребут, запах дурманный, смолистый, шёпоток глубоких вод Молога и тишина звенящая.
— Быстро ты, — голос Цветавы. — Все еще Тишку любишь? Вона как. Одного привечаешь, а с другим милуешься?
Нельга огляделась и наткнулась на злой взгляд красивых синих глаз Рознеговны.
— Цветава, ты как тут? Что стряслось-то?
— Дура. Что стряслось, спрашиваешь? А то! Обманула я тебя, змея. Сей миг за все мне ответишь. За то, что жениха увела, за жадность свою к чужому-то злату. Тварь пришлая! — Цветава наступала, сверкала очами, сжимала кулаки.
— Опомнись. Никого я не уводила, — Нельга двинулась от дурной девки, но далече не ушла, поняла, что за спиной стоит кто-то.
Обернулась и увидела Зойку. Та дышала тяжко, видно бежала следом, да Нельга в испуге своем не приметила.
— Куда собралась? — холопка растянула губы в улыбке опасной. — Слыхала, что хозяйка моя говорит? За все ответишь.
Шагнула к Нельге и крепко за косу прихватила. Цветава тоже на месте не стояла, подлетела и вцепилась в руки — не оторвешь. Нельга и озлилась. Отпихнула красавицу, дернулась от Зойки, да та сильная, не вырваться.
— Пусти! Пусти, кому сказала! — и ногой ее по ноге.
Та взвыла, руки-то разжала, а Нельге того и надобно. Отскочила на шаг, а там уж Цветава. Так и ее Нельга не постеснялась толкнуть. Вот и пыхтели три девки на узкой тропе, царапались и ругались.
— Держи ее, Рознеговна! За руки-то хватай! — Зойка вцепилась в подол Нельгиной запоны, дернула на себя.