Огневой контакт

Барковое поле переливалось всевозможными оттенками, от серебристого до алого. Ветерок с юго-запада колыхал колосья волнами. Прекрасный день позднего лета; вот только для Этейн Тур-Мукан он стал одним из самых кошмарных в ее жизни.

Этейн бежала и бежала, пока не обессилела. Она свалилась между бороздами, не глядя куда. И задержала дыхание, когда под ней хлюпнуло что-то мокрое и вонючее.

Гнавшийся за ней виквай не мог ничего слышать из-за шума ветра, но Этейн все равно старалась не дышать.

— Эй, девуля! — Хруст стеблей под сапогами приближался. Виквай тяжело сопел. — Ты куда деться? Не стесняйся.

«Не дышать».

— У меня есть бутылка урркала. Хочешь повеселиться? — По виквайским меркам он обладал удивительно большим словарным запасом, хотя и сосредоточенным на базовых потребностях. — Я классный, ты просто меня не знать.

«Надо было дождаться темноты. Можно повлиять на его разум, попробовать заставить его уйти».

Но она не дождалась. И сосредоточиться тоже не могла, как ни старалась. Слишком много адреналина и неконтролируемой паники.

— Ну же, худосочная, где ты? Я тебя отыскать…

Судя по топоту, он продирался через поле и был уже близко. Если вскочить и побежать, она погибнет. Если оставаться на месте, виквай рано или поздно найдет ее. Он явно не терял интереса и сдаваться не собирался.

— Девуля…

Голос виквая звучал совсем близко, метрах в двадцати правее. Этейн украдкой втянула немного воздуха и снова сомкнула губы. Легкие горели, от напряжения на глаза навернулись слезы.

— Девуля… — Еще ближе. Сейчас наступит прямо на нее. — Деву-у-у-уля…

Этейн знала, что он с ней сделает, когда найдет. Если посчастливится, потом он убьет ее.

— Дев…

Призывы виквая прервало громкое влажное «хрясь». Он охнул, и «хрясь» раздалось снова — громче, резче и сильнее. До Этейн донесся болезненный вскрик.

— Сколько тебе повторять, ди'кут?[3] — Голос был другой: человеческий, с твердыми властными нотками. Хрясь. — Не трать. Мое. Время. — Новый удар, новый вопль. Этейн вжалась лицом в грязь. — Еще хоть раз напьешься, еще хоть раз станешь гоняться за женщинами, я рассеку тебя отсюда… и досюда.

Виквай завизжал. Это был дикий, нечленораздельный вой, который издает обезумевшее от боли животное. За свое короткое пребывание на Киилуре Этейн вдоволь наслышалась этих звуков. Затем наступила тишина.

Второго голоса она раньше не слышала, но это не имело значения. Она и так знала, кому он принадлежит.

Этейн напрягла слух, практически ожидая, что тяжелый сапог сейчас опустится на ее спину, но услышала лишь шорох и хруст стеблей под двумя

«…намного важнее…»

Что именно?

«…позже, но сейчас, ди'кут, ты должен… понял? Или я рассеку…»

Этейн ждала. Наконец все стихло, остались только шелест ветра, шорох колосьев и трели земляного угря, ищущего подругу. Этейн позволила себе дышать нормально, но продолжала лежать лицом в навозе, пока не начало смеркаться. Теперь следовало уходить. Гданы скоро выйдут на охоту и будут прочесывать поля стаями. К тому же смрад, которого она от ужаса не замечала, теперь стал очень даже ощутим.

Девушка поднялась на локти, затем на колени и осмотрелась вокруг.

Зачем вообще кому-то понадобилось удобрять поле в конце лета? Этейн пошарила в карманах плаща в поисках платка. Найти бы ручеек, тогда она могла бы умыться. Она вырвала несколько стеблей, скатала в комок и, как могла, стерла с себя грязь и мусор.

— Эти растения слишком дорого стоят, чтобы использовать их таким манером, — произнес чей-то голос.

Этейн втянула в себя воздух, развернулась и увидела перед собой местного жителя в грязной спецовке. Он был худой, замученный и сердитый; в руках держал молотильный цеп.

— Ты знаешь, в какую цену идет это зерно?

— Простите, — сказала Этейн. Она осторожно сунула руку под плащ и нащупала знакомый цилиндр. Ей не хотелось открывать викваю, что она джедай, но если этот фермер подумывает сдать ее за пару буханок хлеба или бутылку урркала, лучше держать меч наготове. — Боюсь, выбор был между вашим барком и моей жизнью.

Поджав губы, фермер окинул взглядом раздавленные стебли и рассыпавшиеся зерна. Да, в ресторанах Корусанта за барк платили немало; он был деликатесом, и люди, которые выращивали его на экспорт, сами не могли себе его позволить. Неймодианцев, контролировавших торговлю, это не заботило. Их вообще ничто не заботило.

— Я оплачу ущерб, — сказала Этейн, не вынимая руки из-под плаща.

— Чего они от тебя хотели? — спросил фермер, пропустив мимо ушей ее предложение.

— Того же, что и все, — ответила девушка.

— О-хо-хо, не настолько уж ты симпатичная.

— Спасибо за комплимент.

— Я знаю, кто ты такая.

«О нет». Этейн крепче стиснула рукоять.

— Вот как?

— Догадываюсь.

Немного еды для его семьи. Несколько часов пьяного забытья после бутылки урркала. Вот и все, что она значила для него. Фермер сделал движение, будто собираясь шагнуть к ней, и Этейн высвободила руку из-под плаща, потому что ей до смерти надоело бегать и к тому же не нравился этот цеп.

Взззззммм.