– Смени программу.
– Куда ж еще? Мой клуб и так в списке самых запрещенных в Эл-Эй.
Пока они общаются, я плечом ощущаю, как ко мне липнет Марио. Это еще что за безобразие? Поворачиваюсь и глазами спрашиваю: «Что?»
Парень качает головой, на лице странное выражение. Непонимающе мигаю.
– В этом твое преимущество, – продолжает Роберт. – В Нью-Йорке этим никого не удивишь.
– Думаешь, здесь удивишь? Каждый второй норовит стырить твою идею и выдать ее за свою. Я даже хотел закрыться…
– Закрыться? – изумляется Роберт. – Нет, дружище, это несерьезно.
– Несерьезно нести убытки, когда можно заняться чем-нибудь другим.
Они углубляются в тему бизнеса, расходов, подсчетов, мне становится скучно. Рамон подает мне кофе, благодарю его и отхлебываю из чашки. М-м-м, мой любимый эспрессо.
– Если хочешь, можем прокатиться по окрестностям, – внезапно предлагает мне Марио.
Не веря своим ушам, я, словно в замедленной съемке, поворачиваю шею.
– Что, прости? – на всякий случай переспрашиваю. Вдруг чего-то не догнала.
– Прокатимся? – повторяет он, невинно захлопав ресницами.
– Нет, спасибо, я уже каталась.
– С таким ветерком ты еще точно не каталась, – настаивает малец. – У меня наикрутейший байк и два шлема, – хвастается он.
– Спасибо, обойдусь, – отказываюсь я, постепенно теряя терпение.
– Тогда давай я покажу тебе клуб. Ты наверняка не в курсе, какие у нас приватные комнаты…
Марио многозначительно щурится, а я вдруг закипаю от бешенства. Наглый маленький ублюдок!
– О чем бы ты ни подумал, оставь эти мысли, мальчик, – отрезаю я жестко.
– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
– Это написано у тебя на лбу.
– Серьезно?
Не успеваю опомниться, как он незаметно щипает меня за задницу. Я подпрыгиваю и вовремя прикусываю язык, чтобы не закричать.
Роберт прерывает диалог и хмурится.
– В чем дело? – спрашивает он монотонно, с беспокойством взглянув на меня, затем на парнишку.
– Ничего! – Я краснею. Ох, недобрый знак!
– Уверена?
– Обожглась… кофе, – неправдоподобно лгу я, подняв глаза на Рамона.
Сделайте что-нибудь, пожалуйста!
И, словно прочитав мою безмолвную мольбу, Рамон говорит:
– Сходи в подсобку, позвони насчет бурбона. Сэмми запаздывает.
– О’кей. – Марио послушно встает и уходит в подсобку.
Мысленно перекрещиваюсь.
– Что произошло, скажи мне? – обняв меня за талию, шепчет Роберт. Его рука напряжена, пальцы нетерпеливо сжимают мою кожу.
Смотрю на застывшего в ожидании Рамона и понимаю, что ни в коем случае нельзя говорить правду. По крайней мере, не здесь, не сейчас.
– Я же сказала… – опускаю голову и прячусь за упавшими на лицо волосами, – обожглась. Слишком горячо…
– Да? – Он дотрагивается до моей чашки. – По-моему, нет.
– У меня новая кофеварка, – встревает Рамон, – перестарался, наверно. – Он улыбается. – Хотел продемонстрировать искусство варки настоящего колумбийского кофе.
– В кофеварке невозможно сварить настоящий кофе, – парирует Роберт. Кажется, он отвлекся.
– Возможно, если у тебя руки растут, откуда нужно, – шутит Рамон.
– Интересно. Ну-ка, просвети, откуда растут мои?
– Когда я в последний раз пил сваренный тобой кофе, показалось, что из задницы, – смеется Рамон.
– Говори, что сделал этот подонок, пока я не уехал.
Мы сидим в машине, около клуба Рамона. На тротуаре припаркован мотоцикл Марио.
– Что он мог сделать, сидя на стуле?
– Без понятия, но я убью его в любом случае.
О черт.
Это шутка?
Смотрю в его темные глаза и хочу спрятаться под коврик «Корвета». В них столько гнева и безумия, что меня охватывает ужас. Я не должна расколоться, не должна. Хотя бы до тех пор, пока мы не улетим в Нью-Йорк.
– Я клянусь, что он ничего не сделал. – Боже, прости, но мне пришлось.
– Я тебе не верю.
Что? Как?
– Почему? Я задумалась и сделала слишком большой глоток, вот и все.
– Рамон отослал его в подсобку сразу после этого.
– И что? – Развожу руками. – Это совпадение.
– Нет, не может быть.
Делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на дорогу. И что теперь делать?
Господи, пожалуйста, пусть он поверит мне и мы благополучно доедем до дома.
Пока я раздумываю над новыми аргументами, Роберт поворачивает ключ и заводит машину.
Наконец-то!
Мы отъезжаем от клуба и мчимся по Мелроуз-aвеню. Быстро, чересчур быстро.
– Во сколько самолет?
– В четыре, – угрюмо отзывается Роберт.
– А во сколько мы будем в Нью-Йорке?
– Около часа ночи по местному времени.
– Ничего себе. Значит, в понедельник я буду «вареная».
– Почему?
– Перелет, смена часового пояса…
– Всего три часа разница. Это ерунда.
– Да, но…
Затихаю, поняв, что он не в настроении болтать. Бесится. Потому что не верит. Тогда почему он уехал? Странно. Роберт нажимает на кнопку, и салон заполняет быстрая роковая мелодия с угнетающим, пессимистичным текстом:
Отворачиваюсь к окну и предаюсь воспоминаниям.