– Глава Нагасава, да упокоится его душа в Стране Корней, начинал с обычной уличной банды, которая крышевала лапшичные в портовом квартале. Потом, когда в Тейсэн пришли глэндрийцы, Нагасава стал приторговывать оружием, и дела банды пошли в гору. Не всем это нравилось. В ту пору в Ганрю ещё заправлял синдикат Ямамото. Заправлял лишь номинально, руководство синдиката пыталось любыми способами удержать ускользающую власть в своих руках.
Ямамото сопротивлялись долго. Даже когда их вынудили примкнуть к Аосаки-кай – а к тому времени банда Нагасавы разрослась настолько, что ходить под старым именем стало попросту неприлично, – они пытались посеять в наших рядах смуту, развалить ещё не успевший окрепнуть синдикат изнутри.
Я уже был в клане в то время. Моего отца жестоко покалечили за карточные долги, и работать он уже не мог, а мать, вынужденная кормить нас обоих, подцепила какую-то дрянь в квартале красных фонарей и скончалась, когда мне не было ещё и десяти. Отец ненадолго пережил её, и вскоре мне пришлось идти на поклон к якудза – умирать голодной смертью или побираться мне не хотелось. И я оказался не один такой: после трёх лет неурожая множество крестьян бежали в города, где ещё можно было хоть как-то свести концы с концами. Нищих и сирот на улицах стало больше, и все они хотели для себя лучшей жизни.
Прежде отец не говорил с ней о подобном, и потому Уми слушала с неослабевающим вниманием. Хотя прошло уже много лет, старожилы Ганрю до сих пор вспоминали те голодные годы с содроганием. Они полагали, что неурожай наслали разгневанные ками, которым не понравилось, что по их землям теперь ходят чужестранцы из Глэндри, Хьордланда и даже с Хамаадских островов – с кожей тёмною, как древесная кора.
– Несколько лет наравне с другими такими же полуголодными оборванцами я только и делал, что сбивал сандалии, исполняя поручения тех, кто был выше рангом, – продолжал Итиро Хаяси. – Но потом меня всё-таки приняли в ряды Аосаки-кай. Похоже, старый глава Нагасава что-то разглядел в глазах озлобленного на мир мальчишки, каким я был в ту пору. Мне дали старый меч и научили им пользоваться. Пустить его в ход пришлось совсем скоро: на нас напали недобитки Ямамото и устроили самую настоящую резню. Из всех мальчишек на посылках выжил только я, и меня повысили… Но не стану утомлять тебя воспоминаниями о своей жизни в клане. Тебе и без того известно, что я всегда добивался повышения своими силами.
И к тому времени, когда мы стали сотрудничать с кланом Мейга, я уже дослужился до вака-гасира, стал вторым по влиянию человеком в Аосаки-кай.
Услышав из уст отца имя мятежного клана, Уми вздрогнула. О том, что Аосаки-кай был повязан с Мейга, она слышала впервые. Даже несмотря на то, что со дня подавления восстания прошла уже почти четверть века, многие до сих пор опасались говорить о клане Мейга в открытую.
Но так было не всегда, и слова отца только подтверждали этот факт.
Похоже, её искреннее изумление не укрылось от отца, потому как он, криво усмехнувшись, продолжил:
– Об истинных целях клана Мейга никто не догадывался до тех пор, пока не пришлось взяться за оружие. Но поначалу они были очень щедры. С их помощью нам удалось окончательно взять Ганрю под свой контроль – и я слышал, что другим кланам якудза по всему востоку империи они оказали похожую услугу.
Хотя Мейга и ненавидели всё, что было «не нашим», глэндрийским оружием они пользовались охотно. Но, как выяснилось позднее, чужеземные корабли везли с собой не только ткани и диковинные приправы, о каких у нас отродясь не слыхивали. В потайных трюмах, которые капитаны кораблей оберегали пуще всего прочего груза, перевозили опиум, который вскоре научились выращивать и у нас. Аосаки-кай стали одними из тех, кто поднял на нём хорошие деньги.
Примерно в это же время из столицы стали расползаться первые слухи о том, что генерал Исао Сакума, правивший страной от имени принцессы Химико, засиделся на своём месте. Одни говорили, что старик подделал завещание покойного императора, чтобы прорваться к власти. Кто-то открыто заявлял, что именно Сакума повинен в скоропостижной кончине императора Вахэя. Концов и тогда-то было не сыскать, а теперь уж и подавно. Грязнее нашего ремесла только политика, это всякий знает, так что пускай те, кто действительно виноват в произошедшем, не найдут покоя даже после смерти.
Но кто бы что ни говорил, а в Дайсине тоже не дураки сидели. Сакума понял: что-то назревает, и потому в годовщину становления династии Дайго объявил смотр войск. И солдатики потянулись в столицу из всех близлежащих провинций. Ты же понимаешь, чем всё это пахло, не так ли?
Уми с трудом сглотнула: в горле стало так сухо, словно она ничего не пила с самого утра. Ей так и не удалось выдавить из себя ни слова, и потому она лишь кивнула.