Огни на Эльбе

Не дав ему договорить, Лили обняла его и начала целовать. От него пахло пивом и сигарами, городом и гаванью, всем тем, о чем она мечтала и чего иметь не могла. Ее поцелуй был страстным и требовательным, и Йо сразу понял, к чему он призывал. Он пинком захлопнул за ними дверь и на руках отнес ее на кровать, ни на секунду не прерывая поцелуев. Она стянула с него рубашку, а он принялся торопливо расстегивать ее платье. Оба тяжело дышали, спеша освободить друг друга от остатков одежды. Ему никак не удавалось расшнуровать ее корсет, и он наполовину разорвал его, а она, в свою очередь, нетерпеливо потянулась к его ремню.

Им пришлось ждать слишком долго. Желание копилось неделями, и теперь, когда оно, наконец, вырвалось наружу, все словно замедлилось. Когда Йо начал целовать ее шею, спускаясь к груди и царапая ее щетиной, Лили вдруг почувствовала, как ее захлестывает горячая волна такой силы, что на мгновение она перестала дышать. Отдаваясь этому водовороту, она упала на кровать, утягивая за собой Йо. Стыд и раскаяние, общественные нормы, грех и добродетель – все, что ей когда-либо говорили о плотской любви, растворилось в пучине страсти. Даже во сне Лили не могла представить что-то подобное – боль и желание одновременно. Она потерялась в наслаждении, мыслей не было, она не видела вокруг себя ничего, кроме него.

* * *

Когда все закончилось, на смену страсти пришла уютная тишина. Они лежали рядом, укрывшись одеялом, голова Лили покоилась на груди Йо, его рука обвивала ее талию, поглаживая живот. Огонь погас, и в маленькой квартирке стало почти темно.

Должно быть, что-то случилось, размышлял Йо. Что-то с ней было не так. Конечно, он знал, что рано или поздно это произойдет, но не так же – второпях, в ничем не примечательный день. Было что-то отчаянное в том, как она прижималась к нему, прося поцелуя. Сразу, как он увидел ее глаза, он понял – что-то произошло, но она не дала ему времени спросить. И даже сейчас она казалась ему такой загадочной. Он знал, что она наслаждалась тем, что произошло час назад так же, как и он, был уверен, что не причинил ей боли – во всяком случае, не больше, чем это было необходимо. И все же – хотя она была расслабленной, она казалась вместе с тем слишком молчаливой.

Необычно молчаливой.

– Что случилось? – спросил он тихо.

Сначала она не хотела говорить, но он не отступал, настаивая на том, чтобы она все ему рассказала. Когда она, наконец, нерешительно начала говорить, прерываемая рыданиями, сперва он подумал, что неправильно ее понял. Но затем он словно окаменел. Кровь бросилась ему в голову, и он резко выпрямился, нечаянно стряхнув ее с себя. Неужели это правда? Так вот почему освободили Чарли! Но ведь это бессмыслица! Как Олькерта мог заинтересовать младший брат Лили?

– Что такое? – спросила она, всхлипывая, но он только покачал головой, вновь заключая ее в объятия. Она все плакала и плакала у него на груди, а он, не в силах ее утешить, смотрел в темноту. В голове билась только одна мысль.

Это была его вина!

У нее отняли брата, отправили его в приют где-то на краю света, и все из-за него! Лили плакала из-за него, он виновник ее горя и отчаяния. Она доверила ему свою тайну, а он в тот же день пошел к Олькерту, чтобы ее предать.

Первым порывом было признаться ей во всем, сказать, что это произошло по его вине. Но он не мог. Она никогда не простит ему потери брата, в этом он мог быть уверен. Выложить все начистоту значило навеки ее потерять.

Когда Лили, наконец, успокоилась, они снова занялись любовью – в полной темноте, изголодавшиеся и отчаянные. Лицо Лили все еще было мокрым от слез, а Йо терзался раскаянием. Позже, когда она уснула в его объятиях, он смотрел в потолок и думал, сможет ли когда-нибудь загладить свою вину.

* * *

После этой ночи они начали встречаться почти каждый день. Это стало своего рода зависимостью. Лили использовала любую возможность, чтобы улизнуть из дома, стала еще беззастенчивее и изворотливее в своей лжи, утаивая правду даже от Эммы, чтобы избежать новых нотаций. Теперь, когда младшего брата не стало, ничто не удерживало ее в доме. Она не хотела думать о последствиях, не хотела быть благоразумной, не хотела ни от кого слышать, что то, что она делает, опасно и глупо. С каждым днем ей все больше хотелось прикосновений Йо, и чем чаще они встречались, тем больше он, казалось, желал ее. Когда они были вместе, она чувствовала себя живой, как никогда; когда они целовались, она могла хоть на несколько часов забыть, как тихо стало дома. Какой больной и бледной была мать. Как поседел и осунулся отец. Забыть о беспокойстве по поводу Михеля, который снился ей каждую ночь, в чью опустевшую комнату она заходила каждый день, по которому она тосковала так сильно, что иногда ей казалось, что она больше ни секунды не вынесет без него.

* * *