Эгвейн вздрогнула, пронзительно взвизгнула и только потом сумела выкрикнуть:
– Закрой! – Она крепко обхватила себя руками, чтобы не прыгать от холода. – Входи или выйди, но только закрой!
Столько усилий, чтобы согреть палатку, и теперь Эгвейн с головы до пят в гусиной коже!
Облаченная в белое женщина на коленях вползла в палатку и опустила полог. Взор у нее был потуплен, руки смиренно сложены – точно так же она вела бы себя, если бы Эгвейн не крикнула на нее, а ударила.
– Если вы соблаговолите, – негромко произнесла женщина в белом, – Хранительница Эмис послала меня, чтобы я отвела вас в палатку-парильню.
Жалея, что не может с ногами залезть в огонь, Эгвейн тихонько застонала. «Испепели Свет Бэйр и ее упрямство!» Если бы не эта беловолосая старая Хранительница, они расположились бы в городских домах, а не жили в палатках на окраине города. «И у меня бы была комната с подобающим камином. И дверь!» Она готова была биться об заклад, что Ранду не приходится мириться с тем, что к нему когда угодно входят все кому не лень. «Ранд, этот проклятый Дракон ал’Тор, щелкнет пальцами, и Девы носятся вокруг, точно прислужницы. Спорю, они отыскали для него настоящую кровать и спит он не на тюфяке, брошенном на голую землю». Эгвейн была уверена, что Ранд каждый вечер принимает горячую ванну. «Наверняка Девы ведрами таскают ему в апартаменты горячую воду. Готова спорить, они даже сыскали для него добрую медную ванну».
Эмис и даже Мелэйн поддались было на предложения Эгвейн, но Бэйр притопнула ногой, и они тут же с ней согласились, точно гай’шайн. Эгвейн предположила следующее: раз Ранд принес столь много перемен, Бэйр вознамерилась поддержать те старые обычаи, какие сумеет. Но девушке хотелось, чтобы Хранительница выбрала что-то иное и выказывала свою несговорчивость не в отношении прежних порядков.
Отказаться от приглашения и мысли не возникало. Эгвейн обещала Хранительницам Мудрости забыть, что она Айз Седай, – обещание легковыполнимое, поскольку она и не была Айз Седай, – и делать в точности то, что ей скажут. С этим обстояло хуже: Эгвейн давно покинула Башню и опять привыкла быть хозяйкой самой себе. Но Эмис прямо заявила ей: хождение по снам опасно, даже когда знаешь, что ты намерена делать, а коли ничего не понимаешь, то и подавно. Если Эгвейн не будет подчиняться в реальном мире, они не могут положиться на ее готовность подчиниться во сне и поэтому не возьмут на себя ответственность за нее. Потому-то Эгвейн и работала по хозяйству вместе с Авиендой; с подобающим лицом и со всем смирением, на какое была способна, принимала наказания; скажи Эмис, или Мелэйн, или Бэйр «лягушка» – и она бы запрыгала. Если, конечно, можно так выразиться, поскольку никто из Хранительниц лягушку в глаза не видел. «Нельзя сказать, чтобы они требовали от меня чего-то большего, чем принести им чая». Нет, сегодня чай им подаст Авиенда.
Эгвейн подумала, не надеть ли чулки, потом просто сунула ноги в туфли. Крепкие туфли, подходящие для Пустыни; пожалуй, она немножко сожалела о мягких шелковых туфельках, какие носила в Тире.
– Как тебя зовут? – спросила Эгвейн, стараясь быть приветливой.
– Ковинде, – последовал покорный ответ.
Эгвейн вздохнула. Она все пыталась вести себя с гай’шайн дружелюбно, но взаимностью они не отвечали. Привыкнуть к слугам у Эгвейн не было возможности, хотя, разумеется, гай’шайн и не были слугами в точном смысле этого слова.
– Ты была Девой?
Догадку Эгвейн подтвердили яростно и быстро вспыхнувшие темно-голубые глаза, но Ковинде быстро опустила взор:
– Я – гай’шайн. Что было, то было до, а что будет, то будет после, а теперь есть только сейчас.
– Из какого ты септа и клана? – Обычно спрашивать не требовалось, даже у гай’шайн.
– Я служу Хранительнице Мудрости Мелэйн из септа Джирад, из Гошиен Айил.
Эгвейн нахмурилась и посмотрела на Ковинде, прервав размышления, какой из двух плащей выбрать – коричневый из плотной шерсти или стеганый из голубого шелка, который она купила у Кадира. Купец, чтобы освободить место под груз Морейн, распродал все товары из своих фургонов, причем за хорошую цену. Нахмурилась девушка неспроста – это был не общепринятый ответ. Эгвейн слышала, что у некоторых гай’шайн последствия того откровения выражались в необычной форме: когда истекали положенные год и один день, они попросту отказывались снимать свое белое одеяние.
– Когда кончается твой срок? – спросила девушка.
Ковинде сгорбилась, почти сжавшись в комочек:
– Я – гай’шайн.
– Но когда ты будешь вольна вернуться в свой септ, в свой холд?
– Я – гай’шайн, – прохрипела женщина, уткнувшись носом в ковры. – Если этот ответ вам неприятен, накажите меня, но ответить иначе я не могу.
– Не глупи, – резко сказала Эгвейн, – и выпрямись! Ты ведь не жаба.
Одетая в белое женщина не мешкая подчинилась и села на пятки, покорно ожидая новых приказаний. Будто и не было мимолетной вспышки гордости и бойцовского духа.