По мнению Барри Энтони, Лео Драйден послужил прототипом для Кальверо в той же степени, что и Чарльз Чаплин-старший. Драйден (урожденный Джордж Драйден Уилер, 1863–1939) выступал на сцене с 18 лет и имел лишь скромный успех – до тех пор, пока его песня “Сон шахтера о родине” в одночасье не принесла ему громкую славу (произошло это приблизительно в ту же пору, когда он стал жить вместе с Ханной Чаплин). В течение следующего десятилетия он пользовался всенародной славой и исполнял разные песни (в основном собственного сочинения), прославлявшие Британскую империю и ее доблестных воинов. Однако после окончания англо-бурской войны его стиль вышел из моды – хотя после Первой мировой войны интерес и к нему (и к стилю, и к исполнителю) на короткое время вспыхнул заново. К 1930-м годам ангажементы перестали поступать, и некоторое время Лео, как Кальверо, пел на улицах, развлекая очереди, выстраивавшиеся возле кинотеатров на Лестер-сквер. Как это было с Чарльзом Чаплином-старшим и с Кальверо, друзья-профессионалы помогли Лео (в ту пору 73-летнему и больному) и устроили бенефис в его честь, только не в “Эмпайр”, а в заведении поскромнее – в одном пабе при гостинице в Криклвуде[125]
. Чаплин, скорее всего, знал о позднейших похождениях Лео от своего единоутробного брата Уилера Драйдена – сына Ханны Чаплин от Лео. Он работал на чаплиновской киностудии и сыграл в “Огнях рампы” две маленькие роли.“История Кальверо” – это наглядная проработка характера персонажа по системе Станиславского еще до того, как начинается действие фильма. Мы узнаем, что семейная жизнь Кальверо потерпела крах – о чем не упоминается ни в окончательном варианте повести “Огни рампы”, ни в сценарии фильма. Неизбежно напрашивается объяснение, что именно так Чаплин (который наблюдал за матерью и в раннем детстве, и уже будучи подростком) представлял себе супружеские проблемы собственных родителей. В истории рассказывается о том, как Кальверо женился на Еве – женщине на 25 лет моложе, к тому же дочери его давней возлюбленной, когда-то сбежавшей с другим мужчиной в Южную Африку. Хотя их любовь взаимна, Ева вскоре начинает направо и налево изменять мужу. Как пишет Чаплин, она сама признавала, что ею владеет
ненасытное, патологическое сластолюбие, и, к несчастью, сама сознавала свой недуг. Эта болезненная страстность существовала как будто отдельно от нее самой и от ее жизни с Кальверо.
Ее кошачья, интуитивная мудрость подсказывала, что Кальверо все понимает. И она знала, что у него не хватает смелости открыто посмотреть в глаза фактам или поговорить с ней откровенно. Она понимала, что он предпочитает пребывать в неизвестности, не зная точно о ее изменах, потому что он слишком любит ее. На свой лад и она любила его, потому что он олицетворял какую-то нежность, защиту и понимание. Потому-то, когда он кротко упрекал ее, осыпая полуобвинениями, она никогда не перечила ему.
Может быть, Чаплин полагал, что все беды миссис Чаплин – включая сифилис, который, по-видимому, стал причиной ее психического расстройства, – проистекали из такого же “трагического распутства”? “Именно после расставания с Евой Кальверо стал алкоголиком”.
Братья и сестры всегда играли важную роль в семейной истории Чаплинов. Старшему брату Чарльза Чаплина-старшего, Спенсеру, часто приходилось выручать его из беды – например, когда тот не мог прокормить собственного сына. Единоутробный брат Чаплина-младшего, Сидни, постоянно присутствовал в жизни Чарльза Чаплина: именно он помог ему начать и продолжить карьеру в театре, а когда тот начал сниматься в кино, помогал ему советами в финансовых делах (и даже в сочинении новых трюков). Позднее Сидни жил далеко, на юге Франции, но Чарльз до конца жизни очень уважал старшего брата, наделенного драгоценным комическим даром, который пригождался в профессиональной, и в частной жизни.
Мать Чаплина, урожденная Ханна Хэрриет Педлингем Хилл, родилась в 1865 году. У нее была сестра Кейт, младше ее на пять лет. Как писал в “Моей биографии” сам Чаплин, “обе хорошенькие дочери сапожника быстро расстались с отчим домом и устремились на сцену”.