Огни рампы. Мир «Огней рампы»

– Вы раскрыли их очень широко, – сказал Кальверо.

– Я просто пытаюсь вам помочь, вот и все.

– Вы очень добры.

– Кальверо, я проработал с вами двадцать лет, и я пытаюсь сделать все возможное, но и вам не стоит артачиться.

Кальверо смиренно склонил голову.

– Хорошо… я согласен… делать все так, как вы считаете лучшим.

– Ну, вот это другой разговор! – обрадовался Редферн. – Контракты еще не подписаны, но как только все будет готово, я дам вам знать – надеюсь, в течение недели. Но самое главное, – сказал он и положил руку на плечо Кальверо, – не волнуйтесь.

Кальверо медленно зашагал к двери, а Редферн последовал за ним. Кальверо вдруг обернулся:

– А что, если… Раз мое имя уже ничего не значит… Я не буду под ним выступать? Возьму себе другое имя.

– Отличная идея! – с воодушевлением отозвался Редферн.

Когда Кальверо подходил к дому миссис Олсоп, его уныния уже как не бывало. Входя с улицы, в дверях он столкнулся с доктором, который только что осмотрел Терри.

– Как она? – спросил Кальверо.

– Отлично. Если говорить об отравлении, то она почти полностью оправилась. Но возникло другое осложнение. Ее перестали слушаться ноги.

– Это серьезно?

Врач скривился.

– Это типичный случай психоанестезии[22].

– А что это такое? – спросил Кальверо.

– Форма истерии, которая внешне проявляется как паралич. Причина – чисто психологическая. Происходит что-то вроде короткого замыкания нервов, которые соединяют ноги с головой. Это состояние больная вызывает сама. Некоторые считают, что это своего рода бессознательное самоубийство. Подсознательно она уже отказалась от жизни – и потому превратилась в калеку.

– И долго может длиться такое состояние? – спросил Кальверо.

Врач немного подумал.

– Всю жизнь – если ничего с этим не делать… Это зависит от нее самой – от того, хочет она выздоравливать или нет.

– Я уверен, что хочет.

– На первый взгляд – пожалуй, – сказал доктор, – но в глубине души она уже распрощалась с жизнью, отвергла ее. А теперь ей нужно снова совершить усилие и вернуться к жизни. Прежде всего она сама должна помочь себе. И вы тоже можете помочь ей. Внушите ей желание жить – пробудите в ней интерес к жизни. Она говорит, что была балериной. Так напомните ей об искусстве – пробудите в ней эстетическое чувство. Это очень важный жизненный стимул[23].

В тот вечер Терри рассказала Кальверо почти всю свою жизнь. Рассказала о детстве, о сестре, из-за которой испытала столько унижения и стыда. Рассказала романтическую историю, которую сама нафантазировала: о молодом композиторе и о событиях, которые произошли потом, вплоть до попытки самоубийства.

– Я вышла из больницы еще очень слабой, мне было страшно тоскливо. И тут я увидела афишу: в Альберт-холле собирались исполнять новую симфонию Эрнеста Невилла. Я пошла на этот концерт. Его музыка очень странно на меня подействовала. Она как будто подсказывала, как разгадать загадку моей жизни. И мне захотелось одиночества. В этой музыке была какая-то неосязаемая красота – такой покой, какого я никогда не знала. После концерта я встретила композитора, мы коротко поговорили, в сущности, ни о чем. Я была внутренне вымотана. Мне хотелось уснуть… забыть обо всем… обо всем. Остальное вы знаете.

– Вполне ясно только то, что вас мучает чувство вины из-за сестры. А все остальное – это просто пессимизм юности. Вы его преодолеете.

Терри задумалась.

– Знаете… Иногда на меня находит такое настроение – мне кажется, что все на свете тщетно… И цветы, и музыка… Вся жизнь – сплошная пустота без малейшего смысла.

– Я вам не верю. Просто в вас говорят чувство вины, стыд, смирение и тому подобная мелкая чепуха, – яростно возразил Кальверо. – Смысл жизни гораздо глубже, чем добродетель вашей сестры. Это и красота! И вдохновение! Радость и счастье! И все это умещается внутри вот этой маленькой игрушки, – тут он прикасается пальцем к своему лбу, – и зависит от того, как вы с ней обращаетесь… Вы действительно хотите жить, правда?

– Да, конечно.

– Вы хотите снова танцевать?

– Конечно.

– И хотите снова встретить того молодого композитора?

– Коне… С чего вы это взяли?

– Ага! Вот видите! Еще один пунктик! И все-таки вы еще встретите его… Я даже вижу, как все это будет происходить. Вы будете в зените славы, – заговорил он каким-то особым тоном, – станете знаменитой прима-балериной, будете жить в Мейфэре. И горничная принесет вам его визитную карточку, а вы не вспомните, кто он такой.

– Я наверняка сразу узнаю его.

– Нет. У него будет борода.

– Борода?