Огни рампы. Мир «Огней рампы»

…по вечерам там царила приятная атмосфера, чинная и спокойная, посетители разговаривали вполголоса, как бы из уважения и почтения к представлениям, которые шли в это время во всех театрах. И только в дневные часы там бывало шумно – громкие разговоры превращали это заведение в настоящий бедлам. Актеры и агенты встречались и обсуждали дела за стаканом пива, а иногда обедали за стойкой бара.

“Лестер-лаундж”, где противный дрессировщик собак Гуно, по его словам, когда-то встречал сестру Терри Луизу, был пышным викторианским пабом на Нью-Ковентри-стрит, № 1, который не пережил Первую мировую. Всего в нескольких шагах оттуда, если идти дальше по Ковентри-стрит (всего в паре минут ходьбы от театра “Эмпайр”), находился “Лайонз-Корнерхаус”, где случайно встретились и пообедали Терри и Невилл. Открывшийся в 1909 году, это был первый из трех впечатляющих ресторанных центров, которые фирма Дж. Лайонза построила в стратегически выгодных местах лондонского Вест-Энда (другие два размещались на пересечении Тотнем-Корт-роуд и Оксфорд-стрит и на углу Тотнем-Корт-роуд и Стрэнда). Это были четырех- или пятиэтажные здания, и на каждом этаже размещалось несколько ресторанов, рассчитанных на клиентов с разным достатком. “Корнерхаус” на Ковентри-стрит был самым крупным заведением: там могло одновременно поместиться 4500 посетителей. Во всех ресторанах звучала спокойная живая музыка, интерьер был выдержан в стиле модерн, со временем сменившийся более изящным ар-деко. Еще на первом этаже размещались продуктовый отдел (откуда дважды в день можно было заказать доставку на дом), парикмахерская и театральное бюро. Некоторое время сеть “Корнерхаусов” работала в круглосуточном режиме. Официантки носили особую форму – черные платья и белые чепцы с лентами. Вскоре их стали называть ниппи (“подавальщицы”) – и сами владельцы ресторанов “Лайонз” зарегистрировали в 1924 году это название как “фирменное”. В “Огнях рампы”, когда Невилл обедает с Терри, обслуживающие их девушки-ниппи выказывают вполне уместный интерес к романтической беседе своих клиентов[79]. Кроме того, относительно недавно (в 1896 году) Лайонз открыл в конце Шафтсбери-авеню, ближе к Пикадилли, великолепный ресторан “Трокадеро”, где и обедают более успешные клиенты Редферна.

В “Огнях рампы” есть только две сцены, в которых действие происходит за пределами Сохо: это унизительный визит Кальверо в контору Редферна и ставшее результатом этого визита выступление в мюзик-холле “Мидлсекс” – в шести кварталах на восток. (В повести это провальное выступление происходит в “Холборн-Эмпайр” – в полумиле от Сохо.) Таким образом, Лондон за пределами Сохо предстает чужой, враждебной территорией. Пикадилли и Оксфорд-стрит напоминают Терри о том, как она собственными глазами увидела позор своей сестры Луизы. Когда Луиза стала любовницей богача из Южной Америки, она переехала в “маленькую роскошную квартиру в Бейсуотере”. Терри вспоминает, как работала на консервной фабрике Нортапа, где жуткие ядовитые испарения смешивались с запахом горчицы, от которой ее руки покрывались несмываемой желтизной. Это воспоминания самого Чаплина о консервной фабрике “Хейуордс” в Кеннингтоне: ее черный ход, откуда доносились едкие запахи, находился как раз напротив маленького дома на Метли-стрит, где они с матерью жили в съемной комнате в 1898 году. Кальверо переехал в пансион миссис Олсоп из “довольно комфортабельной”, но ставшей ему не по карману квартиры в Пимлико. Когда дела у него начинают идти лучше – ближе к концу “Огней рампы”, – он отправляется смотреть новую квартиру в Гленшо-Мэншнз в Брикстоне – в мрачном викторианском квартале, где братья Чарльз и Сидни Чаплины снимали свою первую квартиру в 1908 году. Одно из немногих неоднозначно счастливых воспоминаний о Лондоне за пределами Сохо отразилось в том эпизоде, где Терри сидит на галерке в Альберт-холле и слушает симфонию Невилла.

После премьеры в “Эмпайр”, хотя Терри по-прежнему живет совсем рядом, в Сохо, Невилл отвозит ее домой на такси, которое почему-то делает необъяснимый крюк и едет по Пикадилли. Это совершенно ненужное удлинение маршрута, зато оно позволяет Чаплину пуститься в сентиментальные наблюдения за ночным Лондоном: