Огни святого Эльма

Вы говорите: отказаться и признать свою неправоту. Твердость, непоколебимое стремление к цели помогали мне справляться с тяжелейшей задачей — быть капитаном на парусном судне. Я не говорю об опасных встречах с дикарями, пиратами, испанцами, португальцами. Жестокость, гордость, упрямство — это моя натура, мое я, то, что помогало выжить в невыносимых условиях. Если я откажусь от своих страстей, то потеряю себя. Что у меня останется? Я стану безвольной куклой, жалкой тряпкой и потеряю самоуважение. Человек, потерявший уверенность в себе, никто. Хотя я и так уже ничто, призрак, скитающийся по морю, но я не могу измениться.

— Да, я понимаю, что вы пережили очень много, мы не всегда здесь на земле можем понять смысл того, что происходит. Страдания необходимы нам как хирургическая операция тяжелобольному с гнойным поражением органов. Ваши беды кажутся вам выше человеческих сил, и вы не верите, что сами можете все исправить, и, тем не менее, это так, — сказал отец Олег. — Вы не чувствуете любви Бога потому что у вас самого в душе нет любви и прощения, так не может увидеть красоту мира человек, одевший черную повязку на глаза. Господь нас слышит и обязательно исполнит наши молитвы, когда мы будем готовы, если мы сами хотя бы попытаемся творить Его волю. И на настроение человека влияют материальные вещи, но и наше положение в обществе и финансовое состояние также зависят от Бога. Конечно, многие достигают всего через грех, через обман, но это никогда не проходит без трагических последствий.

И самое главное, не надо терять уважение к себе, не надо отказываться от своей воли, от чувства собственного достоинства, от мужества, от силы воли. Эти качества можно подчинить служению добру. Нужно избавиться от ненависти, от жестокости. Может быть, и жесткость надо проявлять, но без злобы. Вам надо раскаяться в том, что вы бросили вызов Богу из-за чрезмерной гордыни, в убийствах и в других грехах, и тогда все изменится, и ваши потомки смогут спастись.

Филипп молчал. Он был раздражен. С одной стороны, в словах отца Олега он увидел смысл, а с другой, помимо воли в нем стало подниматься страшное сопротивление против того, что говорил священник. Чувства капитана раздвоились, где-то внутри начала загораться надежда, а на поверхности стала подниматься какая-то дикая ярость против отца Олега. Филипп почувствовал, что им овладевают страсти, похожие на те, которые обуревали его в тот момент, когда возле мыса Доброй Надежды он стрелял в Франка и выкрикивал страшные слова в лицо ангела. Капитан вскочил со своего места, страшными глазами посмотрел на священника, но потом снова сел, вцепился руками в край стола, его лицо исказила гримаса злобы. Отец Олег молча смотрел на него и молился про себя. Минут пять Филипп сидел так, сжав зубы, вцепившись в стол, справляясь со своими чувствами. Наконец-то он обрел способность более-менее спокойно говорить. Ярость все еще клокотала, но уже он мог подавить желание реализовать ее в действие.

— Вы знаете, — заговорил капитан, а тем временем надежда медленно разрасталась в его душе, — я хочу поговорить о другом, об одиночестве. Я был всегда так бесконечно одинок. Человек всегда один перед лицом жизни, перед лицом смерти и вечности, это очень страшно. Мои родители, обедневшие дворяне, были религиозными людьми, и я слышал о таком понятии как «единение с Богом», но, что это значит, я не понимаю.

И во время приступов плохого настроения, которые мучили меня, никто не мог мне помочь, понять. С женой я иногда забывал об одиночестве, но не всегда. Интересно, мне казалось, что я и море понимали друг друга, мы с ним были один на один, у меня и у водной стихии было что-то общее, — лицо капитана просветлело, он чуть смущенно улыбнулся. — Море было бурным, непредсказуемым, жестоким и страшным, но иногда оно успокаивалось, сияло солнце. И я смотрел на эту бесконечную лазурную гладь, мне было так светло на душе, мысли уходили куда-то далеко и я мечтал о чем-то необъяснимо-прекрасном, что когда-нибудь случится со мной. Словами нельзя до конца передать, что я чувствовал тогда. Меня считали озлобившимся жестоким развратным почти безумным, никто бы не поверил, что я умею мечтать, всем было наплевать на мои душевные страдания. Да, я любил море больше всего на свете, но сейчас оно стало другим, мы все время попадаем в шторм и не видим бликов солнца на воде, — и капитан снова помрачнел.

— На суше, сравнивая себя с успешными и богатыми людьми своей страны, я ощущал себя жалким неудачником, и мне было очень больно, — продолжал Филипп, он нахмурился, и морщины на его лице стали глубже. — Каких качеств, позволивших им добиться успеха, у меня не было? Силы воли, ума, твердости, деловой хватки или мне просто не повезло? Этот вопрос мучил меня, и ответа не было. Но в море я был хозяином и Богом.

— Вы хороший человек, господин капитан, но ваша чрезмерная гордость лишает вас радости жизни, вы не можете смириться перед Всевышним. Поймите, человек, не теряет своего достоинства, когда раскаивается и обращается к Господу.