Огни в долине

— Мы тут сами кое-что изладили. Кузню ребята на берегу соорудили. Не видали? Вон там, за березками. Несколько валов да болтов отковали. Но есть и такие штуки, которые нам не сделать. — Он опять чиркнул спичкой, раскуривая угасшую папиросу, и продолжал неторопливо: — А Тарасенко, он давно бы должон здесь быть. А вот все нет. Удивительный факт.

— Видать, теща не отпускает, — пошутил Майский.

— Очень даже возможно. Любимый зятек, седьмой.

О том, что Остап Игнатьевич седьмой зять у тещи, стало известно недавно. Перед отъездом он сам случайно сказал об этом, и сразу же начались незлобивые шутки. Кто-то вспомнил песню «Было у тещи семеро зятьев». Тарасенко послушал песню, а потом, дернув себя за ус, добродушно заметил:

— Вот вы тут пойте, а я скоро блины гречневые есть буду да горилку добрую пить.

Драгеры любили своего командира, величали капитаном, слушались во всем с первого слова — он был справедлив и ничего не заставлял делать попусту. Шутили от скуки. Все время одни, в поселке бывали редко, развлечений никаких. Тарасенко обычно брал отпуск зимой, когда драга отработав сезон, ставилась на прикол. Но каждый раз он возвращался за неделю до начала нового сезона, придирчиво проверял, как подготовлены машины, все до последнего винтика и только увидев, что все в полном порядке, успокаивался. В отпуск Остап Игнатьевич ездил всегда в одно и то же место: к себе на Полтавщину, где жила заботливая теща. Брал с собой всю семью: жену и двух ребятишек. Возвращаясь, привозил разные гостинцы и щедро угощал свой экипаж и близких знакомых толстым свиным салом, соленым на особый манер, с чесноком, сушеными сливами и грушами, разными коржиками, которые, как он с гордостью объяснял, испекла на дорогу сама теща. Близким друзьям наливал маленькую серебряную чарку знаменитой украинской горилки.

— А если, Семен Прокопьевич, задержится Тарасенко, что будем делать?

— Работать, — Зубов аккуратно потушил окурок и бросил за борт. — Драга на ходу.

— Обойдем ваше хозяйство, — предложил директор. Он уже давно освоился с драгой и разбирался в ней, пожалуй, не хуже, чем сами драгеры.

— Можно, — согласился Семен Прокопьевич и повел Майского вниз по железному трапу. — Вот я все думаю, Александр Васильевич, как бы сделать, чтобы работала драга круглый год. Обидно — полгода золото черпаем, а полгода стоим.

Директор остановился и внимательно посмотрел на Зубова.

— И что же вы придумали?

— Да пока ничего, — смутился тот. — Вот если бы паром или горячей водой отогревать… Только трудно это. Уж больно злые у нас зимы.

— Это интересно, Семен Прокопьевич, то, что вы ищите. Было бы здорово заставить драгу работать без остановки. Заходите как-нибудь ко мне вечерком, посидим за чашкой чаю, подумаем вместе.

— Добро. Одна рука и в ладоши не бьет. Своим-то умом живи, а чужого спрашивайся.

— Верно, Семен Прокопьевич, и я так считаю.

На драге Майский пробыл почти половину дня. Собираясь уезжать, сказал Зубову:

— Договоримся так, Семен Прокопьевич: если Тарасенко ко времени не подъедет, что вообще-то довольно странно и непонятно, принимайте команду полностью и — счастливого плавания. Нам каждый день дорог, ждать нельзя. Я уверен, справитесь.

Слова директора прервал дребезжащий телефонный звонок. Аппарат на драге установили недавно. Трубку взял Зубов.

— Зубов это. Здесь он, здесь. Сейчас, — и прикрыв трубку второй рукой, тихо добавил, глядя на Майского: — Слепов звонит, Александр Васильич.

Едва Майский поднес к уху трубку, как сразу же услышал глуховатый голос секретаря.

— Наконец-то разыскал тебя, — вместо приветствия сказал Иван Иванович. — Все шахты обзвонил, а ты вон куда забрался.

— С утра на драге. Я же тебе записку оставил. Посмотри.

— Не видал я никакой записки. Слушай, Елена Васильевна раз десять звонила. Срочно ты ей понадобился. На «Комсомолке» такое случилось, такое… Не велела говорить только. Пусть, мол, едет скорее, тогда и узнает. Да ты не пугайся, добрые вести, добрые. Словом — сюрприз.

— Ну ладно. А больше никто не спрашивал?

— Воронцов звонил. Интересовался, когда пустим драгу.

— А ты что ответил?

— Сказал, подойдет время — тогда и пустим.

— Правильно, Иван Иванович. Тебе для сведения: на драге все готово, только что лично проверил. Ждут Остапа Игнатьевича, а он все блины тещины ест. Ну, а еще кто по мою душу приходил?

— Как будто никто, — Слепов помолчал и радостно добавил: — Да, чуть не забыл, охотник твой приехал в Зареченск. Сегодня утром.

— Знаю, Иван Иванович, я его уже видел.

— А я-то хотел обрадовать тебя.

— Спасибо за доброе намерение. Кстати, он у меня сегодня будет. Да, дома. Вечером приходи на огонек, а? Будем ждать. Я сейчас, Иван Иванович, еду на «Комсомольскую», а уж оттуда в контору. Если кому понадоблюсь, пусть ждут.

— Хорошо, Александр Васильич, торопись на шахту. Супруга твоя изнервничалась.

Майский повесил трубку на рычажок аппарата и посмотрел на Зубова, деликатно отошедшего в сторону.