Тау не мог достаточно быстро разобраться в собственных чувствах, чтобы понять: расстроен он этим внезапным поворотом или испытывает облегчение. Как бы то ни было, выбора ему не оставили.
– Клянусь, – ответил он.
Она склонилась к нему и сказала так тихо, что он едва ее расслышал:
– Хватит тебя одного.
Не для Арена, не для Ойибо или Джавьеда, или…
– Одного тебя достаточно, – сказала она.
…Зури. У него защипало в глазах, выступили слезы.
Ему хотелось отвернуться, но он не мог: он не был уверен, что не увидит демонов.
– Тау, – сказала она, и, слезы Богини, его имя прозвучало из ее уст с искренним теплом и доброжелательностью. – Хватит тебя одного.
Он опустил голову, чтобы смахнуть слезы, довольный уже тем, что Циора проявила достаточно такта, чтобы позволить ему немного посидеть молча.
– Мы сожалеем обо всех, кого ты лишился, – сказала она через некоторое время.
Не поднимая головы, Тау благодарно кивнул.
– Мы рады, что ты здесь, – сказала она, укладываясь в кровать.
Тау поднял голову и увидел, что она полностью расслабилась. Совершенно успокоилась в его присутствии. Их беседа, его признание и ее толкование его слов сделали свое дело. Она действительно верила, что его к ней привела Богиня.
Королева закрыла глаза, ее дыхание замедлилось, и очень скоро она уснула. Умиротворение, которое приносила ей его преданность, заставило Тау задуматься о том, не стоило ли ему самому чаще молиться. Но эта мысль вызвала у него лишь грустную улыбку. Молитвы не могли дать ему того, чего он хотел.
Закрыв глаза, Тау позволил своей душе выйти на свободу. Он не делал этого слишком долго. Достаточно, чтобы у него возникло ощущение, будто демоны ищут его, а не наоборот.
Он умирал тринадцать раз, и каждая новая смерть была страшнее предыдущей, каждая приносила мучения. Он мог бы успеть больше, прежде чем решимость шла на убыль, и он винил в нежелании продолжать сражаться тяжелую ночь и еще более тяжелый день. Но прежде чем страхи и сомнения сумели захватить его, Тау прогнал их и закрыл глаза.
Бои, в которых следовало побеждать, начинаются внезапно, независимо от того, насколько воин устал, ранен или занят другими делами. Это Тау хорошо знал. Как знал и то, что разница между теми, кто пал, и теми, кто устоял, в том, что последние продолжали бороться, несмотря на любые обстоятельства, невзирая на трудности и вопреки своим страхам.
Едва Тау позволил своей душе вырваться на свободу, он услышал, как щелкнул замок спальни королевы. И хотя его разум и тело противились столь грубому вмешательству, Тау с усилием вернул себя в Умлабу и выхватил мечи. Но перед ним оказалась всего лишь визирь.
Подавив крик, Нья отпрянула, ударившись спиной о приоткрытую дверь.
Тау убрал мечи в ножны.
– Визирь, – поприветствовал он ее, низко поклонившись, чтобы не выдать своего смущения, и думая, что ему пора бы перестать угрожать клинками всем подряд.
– Дай Меньшему меч и моргнуть не успеешь, как он лишит себя достоинства, – сказала Нья, потирая шею одной рукой, а второй закрывая за собою дверь. – Почему вы здесь?
– Королева попросила.
– Попросила? О чем?
Тау выпрямился во весь рост, но его голос опустился до шепота.
– Полагаю, это касается только меня и королевы, – ответил он, раздражаясь от того, что ему не хватало роста, чтобы смотреть на визиря сверху вниз, и чувствуя, как краснеет от собственных слов.
– Как вы смеете даже предполагать… – прошипела она. – Кем вы себя возомнили, вы…
– Не так мы хотели проснуться, – сказала королева, садясь и потягиваясь, отчего рукава ее ночной рубашки скользнули от запястий к локтям.
Тау отвернулся и уставился в пол, краснея вдвое сильнее прежнего от осознания того, что королева наверняка слышала его слова.
Совладав с мимикой, Нья слегка поклонилась.
– Моя королева.
– Долго мы проспали? Не может быть, чтобы наступил новый день. Неужели сейчас вечер?
– Прошу прощения, – сказала Нья. – Солнце еще светит, и если бы я могла быть уверена, что вас можно еще на пару промежутков оставить здесь одну, – она перевела на Тау острый, как кинжал, взгляд, – я бы так и поступила, однако новые известия не допускают промедления.
Тау отважился взглянуть на королеву. К счастью, рукава вновь прикрыли ее запястья, но увидев ее лицо, он уже не думал, куда отвести взгляд. Циора была изнурена, а Нья явилась, чтобы обременить ее еще сильнее.
– Королеве нужен отдых, визирь, – сказал он.
Тау не боялся Ньи, но она ответила ему таким взглядом, что он судорожно проглотил ком в горле.
– Я служу королеве Циоре с самого ее детства. Я была рядом с ней дольше, чем вы можете себе…
– Нья, – вмешалась королева.
Тау видел, что спасением дочери визиря он немного смягчил ее отношение к нему, но это означало лишь то, что в ее глазах он вырос из иньоки в идиота. То есть стал менее опасен, однако по-прежнему остался существом, которому в приличном обществе было не место.
Нья повернулась к нему спиной, словно могла таким образом стереть его с лица земли, и обратилась к королеве:
– С фронта пришло донесение. От генерала Биси.