— С начала июня. У нее путевка до середины августа. А почему вы спрашиваете?
— Да она совсем не загорела, на пляже мы ее ни разу не видели, плачет то и дело.
— У нее такое горе, — покачала головой директриса. — Прошлой осенью она вышла замуж, а через пару месяцев, прямо под Новый Год, муж разбился в аварии. Вот она с тех пор никак в себя не придет.
— Тогда понятно, — кивнула я.
— Мы с ее матерью когда-то работали вместе, — разоткровенничалась Лидия Вячеславовна, — вот она и попросила у меня путевку для Ларисы, может, отдохнет тут немного, развеется. Вы еще не ужинали? — спохватилась она. — Идите скорее, а то столовая закроется скоро.
Мы поспешили на ужин. В столовой, глядя на сидящую за столиком в углу Ларису, Татьяна вдруг сказала:
— Знаешь, а это нехорошо, что она до сих пор в таком состоянии.
— А что же ей, веселиться, что ли?
— Прошло полгода. У нее депрессия не уменьшается, так и крыша может съехать. Ей нужен хороший психолог.
— Ты думаешь?
— Да. Она молодая, симпатичная девушка. Должна уже начать приходить в себя.
— Какие же вы, медики, циники.
— А что делать? Профессия обязывает, — вздохнула подруга.
Свежий сосновый воздух, длительные прогулки по лесным дорожкам, ежедневные заплывы через озеро привели к тому, что я стала засыпать, едва опускала голову на подушку. Мучавшая меня в городе бессонница исчезла, как ни бывало. Но в тот вечер я решила немного почитать перед сном. Легкий дамский детективчик увлек меня неожиданным поворотом сюжета, и когда я закрыла книжку, на часах было около полуночи. Выключив свет и уютно свернувшись калачиком, я собралась спать.
Открылась входная дверь, и кто-то вошел в дом, громко заскрипела лестница. Над моей головой послышались легкие шаги.
— Этот дом сделан из папье-маше, — подумала я. — Однако поздновато Лариса гуляет, и не страшно ей, и комары не едят.
Я уже начала засыпать, как наверху снова начали ходить, причем звуки были такие, как будто кто-то ходил в туфлях на каблуках.
— Да что же ей не спится? Уже второй час, — сердито подумала я.
Наверху раздались тихие голоса. Мужской и женский. Сон с меня слетел окончательно. Двое еще немного поговорили, походили по комнате, а потом заскрипела кровать. Заскрипела вполне определенным образом. Я не ханжа, но лежать ночью в одиночестве и слушать, как кто-то над твоей головой занимается любовью — это уже слишком.
— Вот тебе и депрессия! Ошиблись вы, мадам дохтур! — бухтела я, ворочаясь с боку на бок.
Скрипы кровати и женские стоны мне пришлось слушать около часа. В конце концов любовнички наверху угомонились, и я уснула.
— Вот она, наша скорбящая вдова! — рассказывала я Татьяне на следующее утро.
— А у тебя на почве зависти развилась бессонница, — ехидничала подруга.
— Не на почве зависти, а на почве посторонних звуков! — возразила я.
Татьяна тихо посмеивалась.
— Знаешь, а я же не слышала, как он вошел. Ее шаги на лестнице слышала, а его — нет.
— Он взлетел по лестнице, или забрался в окно по веревочной лестнице, или сидел в засаде с самого обеда, — выдала подруга кучу версий.
Наверху скрипнула дверь. Мы замолчали. Мимо нас прошла Лариса с красными заплаканными глазами.
— Она непохожа на женщину после бурной ночи любви, — заметила Татьяна. — Может, тебе все приснилось?
Я только плечами пожала.
На следующий день Олег предложил устроить шашлыки на берегу озера. Идея была встречена с восторгом. В соседней деревне в малюсеньком магазинчике с гордой надписью «Универсам», мы купили мясо и сухое вино, а лук, молодой чеснок, зелень и малосольные огурчики продавщица продала нам в частном порядке. После обеда, когда мы с девчонками на веранде мариновали мясо, а Олег пошел к озеру подготовить костровище и дрова, я увидела Ларису, идущую по дорожке к дому, и неожиданно для самой себя предложила:
— А давайте ее с нами позовем на шашлыки.
— Она не пойдет, — сказала Татьяна.
— А вдруг?
— Ну попробуй, — сказала Вика. — Может, она согласится.
Я вытерла руки и подошла к вошедшей в дом Ларисе.
— Лариса, у нас есть к вам дело, — начала я.
— Какое? — насторожилась она.
— Сегодня вечером, часов в восемь, мы собираемся на озере жарить шашлыки. Предлагаем вам присоединиться к нашей компании.
— Спасибо, но я не могу.
— Почему? — к нам подошла Вика. — Посидим у костра, попьем вина. Или вы чем-то заняты?
— Да нет, я не занята, — Лариса замялась, но потом решительно сказала, — я вам, честное слово, очень признательна за то, что вы пригласили меня сейчас и постоянно зовете в вашу компанию, но прошу больше так не делать.
— Мы вам неприятны? — удивилась Вика.
— Нет, — Лариса посмотрела на меня, и я увидела в ее взгляде боль и тоску. Ее измученное лицо, темные круги под глазами выдавали смертельно уставшего человека. Все это никак не вязалось с ночными звуками у меня над головой.
— Нет, — повторила Лариса, — я не могу и не хочу веселиться с вами не потому, что вы мне неприятны. Полгода назад у меня погиб муж, и мне не до шашлыков и игры в дурака.
— Смерть мужа — это большое горе, — сказала я, — но нельзя хоронить себя заживо. Он умер, но вы-то живы.
— Я не хочу жить.