– Я верю в тебя! Идет третья Мировая информационная война! Блокада! Окружение! Засада! Ветрогоны оккупировали радио и телевидение, создали свои песни и моду! Их кредо – унижение. Мотивация – власть. Но они не имеют кода доступа к настоящим чувствам. Испытывают комплекс неполноценности перед теми, кто умеет летать. Пользуются фальшивкой и в редкие моменты просветления понимают, что не все так здорово в их королевстве. Они хотят, но не могут стереть нас с лица земли. Они могут заманить в ловушку, но не могут убить! Только ты решаешь, на чьей стороне ты играешь! Примеряешь чужие маски, чужие лица или ищешь свое Я. Проходишь ветрогонскую инициацию или остаешься самой собой. Ты только себя находишь. И не вздумай себя терять. Иначе я перестану относиться к тебе серьезно. Даже если у тебя начнется портиться характер, терпи. Обещаешь? – Динка уловила в голосе Ксюхи нотку осенней грусти, осеннего ветра, осеннего дыма. Ксюха была похожа на призрачную Мэри Поппинс, которая в обстановке полной секретности посвящала Динку во вселенские тайны.
Динка провалилась в погреб сна. Старичок уже был в кафе. Перед Динкой дымилась свежая, обжигающая чашка кофе. Керамические чашки были сделаны из особой черной глины, чуть шероховатой на ощупь. Динка пригляделась к лаконичному рисунку на чашке – лабиринт.
– Пей, деточка! Неженка! Красавица! Лапочка!
Динка содрогнулась от нежности старичка, от голоса, в котором спорили карамель и патока. Ее мучил один вопрос, как этот старичок мог пробраться к ней в сон? И почему он отсюда не вылезает?
– Картинка моя, ненаглядная! – ворковал дедушка и глядел на Динку холодным глазом рептилии.
Кофе спас положение. Динка взбодрилась.
– Я скоро найду тебя, – пообещал дедушка. – Игры в кошки-мышки закончатся. Начнется суровая реальность. – Чтобы ни говорил человек из сна, Динка пропускала мимо ушей. Духу сна хотелось поговорить.
– Я опустошил, купил и поместил в коллекцию лучших людей Вселенной. И тебя найду, – пообещал пустоте дедушка.
– Всех, кто посмел мне противостоять, я превращаю в беспомощные создания! В хлипкие осенние листы. Нахожу способ их оболгать, честность и порядочность превратить в пережиток прошлого. Дело доходит до того, что им вообще никто не верит. – Старичок заквакал-засмеялся. – Гламур – удобная, красивая формула общества. Предательство, низость, подлость возведены в культ. Никто никого не любит. – Дедушка улыбнулся, как Данила-мастер, разрывающийся от гордости, что он-таки создал каменный цветок.
– Я стою за всеми значимыми процессами в жизни. И поверь, мне нравится эта роль. Трудно быть богом. Но только не мне. – Дедушка кашлянул и стал похож на обычного дедушку, без примеси бесовщины на вполне себе обычном и неприметном лице. Такой вполне мог затеряться в толпе.
– Люди – марионетки. Они готовы повторить за мной любую чушь, лишь бы быть в обойме, в строю. Лишь бы быть успешными, популярными, богатыми, красивыми. Только я даю им смысл жизни. Они стремятся быть первыми на обложках моих журналов, они прославляют мои инстинкты и убьют любого, кто поставит меня под сомнение. Я приношу им стабильность и покой. – Дедуля прикрыл глаза. Сто тысяч веков без сна. – Ты – пешка в Большой Игре. Когда я тебя найду, я не буду тебя убивать. Я тебя куплю. Ты будешь лучшим голосом в моей коллекции.
Динка пропустила пророчество мимо ушей, а старичок затрясся от мелкого смеха.
– Ты будешь прославлять разврат! Алчность! Гнев! Чревоугодие! Твое лицо украсит обложки мира! Твой талант будет настолько великолепен, что никто не удержится на краю пропасти! Ты вывернешь душу, заменишь мозг, оборвешь надежду и убьешь веру. Это сделаешь ты!
Динка отмахнулась от назойливого предложения, словно захотела проснуться.
– Ты не проснешься, – улыбнулся старичок. – Или проснешься другой. Ты напишешь прекрасные строчки, прославляющие агрессию, вражду, смерть. Ты поведешь за собой тех, кто еще верит в любовь, чтобы бросить их посреди пустыни. Ты приведешь этих в людей ко мне. Они будут счастливы, что я есть. Будут целовать мои следы в складках песка.
Динка зажмурилась и затрясла головой: «НЕТ».
– Поверь мне, все говорят «НЕТ». Но, обдумав все хорошенько, все засыпают и произносят «Да!» Это война, моя малютка! Мир делится не на умных и глупых, не на мужчин и женщин, не на богатых и бедных. – Старичок самодовольно вздохнул и прикрыл глаза цвета льда. – Мир делится на тех, кто со мной дружит, и тех, кто стремится дружить со мной! Я не умею прощать и очень долго помню обиды. Лучше слушаться меня. – Дедушка с синими слезящимися глазами совсем не походил на маньяка, завалившего мир рекламными проспектами ЗЛА.
Динка ела изюм и раздумывала, что за тип привязался к ней во сне.
– Кушай, девочка моя. И меня слушайся! Я плохого не посоветую. – Дедуля вновь самодовольно крякнул. – Мы с тобой отлично поладим.
И Динка проснулась с привкусом страха. Кто-то пугал ее во сне, а она отчаянно боялась.