Какое-то время раздумываю, а потом потеплее закутываю сына в меховую накидку и забираю его с собой. В этом нет ничего странного, хотя, в обычное время, я бы никогда подобного не сделала. Всем известно, что малого ребенка легко сглазить. И сделать это может кто угодно, иногда даже не осознавая, насколько тяжелым взглядом наделен. Но сейчас все иначе — и я просто не в состоянии кому бы то ни было довериться. Беда, пришедшая в Лесную Гавань, может поразить любого. Значит, своего ребенка я должна защитить сама. И уж точно не имею права оставлять его на других или, что еще хуже, одного.
— Одержимые, — докладывает Эйстин, мой охранитель, — атаковали трижды за ночь. Лезут и лезут, проклятущие. Небольшими группами, без страха и опасения. Бросаются прямо на стены.
— Наши потери?
— Все живы. Серьезных ранений нет. Они… — он задумывается, — летят, как мошкара на свет. Раньше у них был хоть какой-то разум. Сейчас лишь тупая упертость.
Я не хочу думать о том, что само собой рождается в моей голове. Ведь Кел’исс не может ими управлять? Вроде бы никто не может. Культ Трехглавого… только они могли. Но их не осталось. По крайней мере, я сама видела, как халларны собственными руками хватали представителей насажденного нам силой культа и утаскивали прочь. Младших послушников так и вовсе вешали прямо на деревьях, даже без суда.
Могли ли кто-то из них уцелеть? Конечно. Север большой. Но какой смысл насылать на хорошо защищенный город мелкие группы?
Я не понимаю.
— Что-то еще? — спрашиваю, затаив дыхание.
— Нет, госпожа. Слава богам, ночь прошла тихо. Красноглазых тварей больше не было.
— А что по заболевшим?
— Их много, — воин хмурится сильнее обычного. — Никто не знает, сколько именно, но много. И люди начали умирать. К этому утру почесть два десятка мертвяков.
С запозданием понимаю, с какой силой сжимаю кулаки, буквально протыкаю собственную кожу ногтями.
— Госпожа, — Эйстин немного понижает голос, — к вам ярлы. Одно ваше слово — и я спущу их со ступеней. Но, кажется, они не намерены в своих словах сдерживать ярость.
— Спасибо, Эйстин, — позволяю себе легкую улыбку. — Пусть входят.
Не нужно быть провидцем, чтобы предположить, о чем они хотят поговорить.
Всего их пятеро — не так уж и много. Исходя из всего происходящего в Лесной гавани, вполне могли быть и все.
После короткого приветствия, слово берет Финрор Лежебока. Что ж, не о сватовстве он пришел говорить, это уж понятно.
— Госпожа, не примите на дерзость, но люди желают знать, как вы собираетесь их защищать? — спрашивает нарочито громко.
— Защищать от кого? — на всякий случай уточняю я.
— Да кабы кто толком знал, — кривится Лежебока. — Твари какие-то шастают по Гавани. Кровь невинной скотине пускают. А глядишь, так то те самые одержимые, что который день к ряду сквозь частокол рвутся. Ан мы не слепые и не глухие, госпожа, чтобы ничего не подмечать.
— Кто-то из твоих людей, Финрор, пострадал от неизвестных тварей?
Вопрос явно ставит Лежебоку в ступор.
— Нет.
— А чьи-то люди пострадали от одержимых? — спрашиваю сразу всех.
И снова отрицательный ответ.
— Тогда что хотят мне донести славные ярлы? В чем ваши претензии? Не поверю, чтобы доблестных воинов напугали бабьи сказки.
— Сказки или нет, но одержимые идут, — не отступает Финрор. — Об этом все знают. И как это так сложилось, что идут они вровень с возвращением Чернокнижника? — он смачно сплевывает себе под ноги. — И эта странная болезнь, госпожа, что ты о ней знаешь? Наши самые сильные и выносливые воины лежат, аки младенцы. А иные, да будет тебе известно, уже пируют с предками. И из-за чего? Из-за пустого жара?
— Я обязательно первым сообщу именно тебе, когда что-то узнаю, Финрор. Или я неверно поняла твой вопрос — и ты в чем-то меня обвиняешь?
— Обвиняю? — усмехается он, оглядываясь на сопровождающих его ярлов. — Как можно? Всего лишь намекаю, что причина всех наших проблем сидит совсем недалеко. Желаете, мы даже сопроводим?
— Поджарить Чернокнижника — и вся недолга! — вклинивается в разговор Магвин Маленький волк. — Извести же намерился всех нас, чего думать.
— От него же, проклятого, мор пошел. Не иначе. Уж с одержимыми мы, дадут предки, справимся. Никто еще не разучился держать в руках топор. Но что делать с напастью, которую не увидеть и пощупать?
— Открой глаза, госпожа. Неужто былые чувства застили твой взор?
В зале повисает выжидательная тишина. Все пятеро смотрят четко на меня. Не отводят глаза, не пытаются смотреть мимо. Они пришли не просить, они пришли требовать.
Я знала, что услышу нечто подобное.
Только в данном случае знание очень мало помогает решить проблему тихо и мирно.