Огонь души

Слезы жгли Селене глаза, когда она смотрела на мать. Та спешила к человеку, вокруг которого толпилось много народу, и каждый старался перекричать другого. Селена слышала что-то о праве на воду в оазисах. Но ее это не интересовало. Она видела только, как ковыляла ее мать, как судорожно она вцепилась в бок, и она поняла, что это правда. Смерть матери близка.

Еще секунду Селена постояла, потом развернулась и бросилась бежать, не разбирая дороги в этой сутолоке, перепрыгивая через коробки и узлы, огибая шатры и отдыхающих животных. Андреас, Андреас, колотилось ее сердце.

Когда Селена добежала до той улицы в верхней части города, небо уже потемнело и над крышами уже блестела только что взошедшая луна.

Уедет ли Мера без нее? Нет. Но Селена знала — если она вовремя не вернется, караван уйдет, а Мера останется одна в ночном лагере, полном бродяг и воров. Мера тем временем, конечно, уже заметила, что ее дочь исчезла. Она, наверное, ужасно испугалась. Мы с Андреасом должны как можно быстрей вернуться к ней.

Он обязательно отговорит Меру от этого безумия. А если нет, то поедет с ними в Пальмиру. Андреас!

Селена так дернула колокольчик, будто речь шла о жизни и смерти, а когда ворота открылись, ей пришлось немного отдышаться, прежде чем она смогла говорить.

— Мне нужно поговорить с твоим господином, — выпалила она возбужденно, — это срочно.

Зоя посмотрела на нее холодно и изучающе, на ее дорожную накидку, на красивый ящик для лекарств из эбенового дерева и слоновой кости, заметила и ее возбуждение, и сказала:

— Моего господина нет дома.

— Нет дома? Но ведь он должен быть дома.

— Он ушел.

— Куда?

— В гавань. К капитану корабля.

Селена растерялась. У нее больше не было времени его искать. В любой момент караван может тронуться. Ей нужно было бежать назад. Она торопливо опустила ящик с плеча, присела рядом и открыла крышку. Зоя, стоя перед ней, смотрела, как та достала из ящика глиняную дощечку, вроде тех, на которых врачи пишут рецепты. Она плюнула на чернильную подушку, немного повозила по ней пером.

— Передай это своему господину, — сказала Селена, черкнув что-то на дощечке. Там было написано:

«Мы на пути в Пальмиру. Мы путешествуем с караваном под знаком Марса. Следуй за нами. Моя мать при смерти. — Она задумалась, но потом дописала: — Люблю»!

Закрыв ящик и подняв его снова на плечо, она протянула дощечку служанке.

— Ты знаешь, кто я, не так ли? Скажи своему господину, что я была здесь. И отдай ему это, как только он вернется. Это срочно.

Зоя взяла дощечку.

— «Как только он вернется», — повторила она и шагнула назад, чтобы закрыть ворота.

— И скажи ему, — поспешно добавила Селена, — что я и моя мать едем в Пальмиру. Скажи ему, что он должен ехать за мной.

Зоя кивнула, закрыла дверь и прислушалась к затихающим шагам Селены. Когда все стихло, Зоя взглянула на дощечку, бросила ее на садовую дорожку, раздавила, растоптала ее каблуком, а потом подмела тропинку.

Андреас поднял глаза от письменного стола и посмотрел сквозь открытое окно. Над крышами появилась белая сияющая луна. Ему показалось, что звонил колокольчик у ворот. Он подождал с пером в руке. Если бы действительно кто-то пришел, скорее всего какой-нибудь пациент, ему сразу же сообщили бы.

Он прислушался. В доме все было тихо. Никто не пришел за ним. Наверное, это был соседский колокольчик, сказал себе Андреас, и снова склонился над чистым, еще не исписанным свитком на своем столе.

Он купил его сегодня вечером, когда они вернулись с Селеной от Дафны, — первое приобретение в его новой жизни. Да, этот свиток был для него символом новой жизни. Он собирался положить начало учебнику по медицине. Начало их совместного с Селеной будущего.

Андреас знал, что любовь Селены вдохновит и воодушевит его на великие дела. При этой мысли его охватило возбуждение. Это было такое исполинское начинание, что даже страшно было взяться за него. Селена снова научила его доверию.

На одно мгновение он закрыл глаза. Его охватила такая радость, что, казалось, сердце его разорвется. Потом он снова открыл глаза и написал первые слова на чистом свитке: «De Medicina». Шороха поспешных шагов, удалявшихся по улице, он не слышал.

ВТОРАЯ КНИГА ПАЛЬМИРА

12

У Казлаха, лейб-медика царицы Магны, было в жизни только две цели: стать любовником царицы и добиться вечной жизни.

Будучи лейб-медиком Лаши, Казлах был единственным при дворе, кому разрешалось смотреть королеве прямо в глаза. Это он и делал, говоря и обдумывая при этом, как бы попасть в королевскую постель.

— Нам нужны девственницы, — голос Лаши разрезал ночь, освещенную мерцающими свечами, — девственницы. Они излечат царя от импотенции.

Казлах сомневался в этом. Неспособность царя Заббая к соитию нельзя было устранить обычными средствами возбуждения. Девственницы, ради всех святых, для мужчины, у которого более сотни наложниц! И все же лейб-медик не осмеливался перечить царице. А точнее, это говорила не царица, а сама великая богиня.