Огонь души

— Я слышала, что этот человек в Пальмире очень ловок. Он нападает быстро и внезапно и исчезает в пустыне как джинн. И он знает, кого следует подкупить. Это должно быть сделано, Казлах…

Тон, которым были произнесены последние слова, заставил врача промолчать. Лаша была не в том настроении, чтобы терпеть возражения, и Казлах знал почему. Царица не могла простить Казлаху, что ему до сих пор не удалось вылечить ее сына от лихорадки.

Во дворце уже строили самые смелые предположения о судьбе Казлаха. Что будет с лейб-медиком, если юный принц умрет? — спрашивали себя люди.

Несмотря на теплую августовскую ночь, Казлаха пробирал озноб. Он не хотел думать об этом. Царица вовсе не слыла жалостливой или способной к сочувствию. Она придумает для него какое-нибудь ужасное наказание, в этом он не сомневался.

— Ну хорошо, моя царица, — подчинился он наконец, — как зовут этого пальмирянина?

13

— Вот, — удовлетворенно произнес старый римлянин, — что ты думаешь об этом?

Селена взглянула на пламя, взвившееся чудесным образом ввысь из кучи поленьев. Но ничего не сказала.

Игнатий посмотрел на прозрачный камень, который держал в руке, и пожал плечами. Большинство людей очень впечатляло, когда он зажигал огонь с помощью этого чудесного камня. Но у этой девушки было мало общего с толпой зевак, которая его обычно окружала. Во-первых, причиной тому была умирающая мать, за которую она чувствовала себя ответственной, а во-вторых, она как будто была одержима мыслью о том, что кто-то едет за ней. Игнатий заметил, что всю дорогу, с тех пор как они покинули Антиохию, девушка то и дело оглядывается, будто кого-то высматривает, будто ждет кого-то. Ему стало ее жаль и захотелось сделать ей подарок.

— Возьми этот камень, дитя мое, — сказал он дружелюбно, — он твой.

Селена взяла его и подвинула поближе ящик из эбенового дерева и слоновой кости, с которым никогда не расставалась. Она подняла крышку и положила туда камень, снова закрыла и опять уставилась на огонь большими серьезными глазами.

Игнатий подружился с этой девушкой и ее больной матерью, пока караван спускался длинными витками с отвесных ливанских гор. Когда через неделю после отъезда из Антиохии закончились их скудные припасы хлеба и сыра, Игнатий, старый римский юрист, отошедший от дел и направлявшийся теперь к сыну и невестке, взял на себя заботу о женщинах. Каждый вечер, когда путешественники разбивали лагерь, Игнатий складывал костер из своих запасов древесного угля и поджигал его с помощью того прозрачного камня, который, если держать его над древесным углем таким образом, чтобы он собирал лучи заходящего солнца, чудесным образом порождал огонь.

Когда солнце медленно склонялось к западному горизонту, в огромном лагере, сопровождаемом тысячей верблюдов, повсеместно зажигались костры. Они находились в необжитой дикой местности. Оставив позади зеленые горы, караван прокладывал себе путь через степную равнину, высохшую пустыню, где росла только сухая трава и колючий одеревеневший кустарник, место жительства кочующего народа — бедуинов. Пальмира возвышалась на восточной окраине этой пустынной местности, а по ту сторону оазиса, далеко на восток и на юг, до самой Аравии, раскинулась сирийская пустыня, необитаемая и безжизненная. А по другую сторону от нее расположился старинный город Магна, где царствовала царица Лаша.

Но по дорогам пустыни двигались и другие караваны, с людьми из стран, о которых никто никогда не слышал. Они путешествовали на кораблях из Персидского залива вверх по Евфрату, затем через Магну и дальше через пустыню на запад — караваны из Китая, везущие шелк, нефрит и пряности, караваны, шедшие из средиземноморских стран с шерстью алого цвета и сирийским стеклом. И арабские караваны шли этими путями, они шли с юга, из Мекки, где богиню Аллат воплощал серп луны, где женщин от макушки до пят скрывали черные одежды с одной лишь узкой прорезью для глаз.

— Я купил для нас рыбы, — сказал Игнатий, — очень хорошей, — добавил он в надежде уговорить Селену немного поесть. — Я старый человек и не могу оставить старых привычек. — Он улыбнулся. — Сегодня день Венеры, последний день недели. Мы, римляне, почитаем эту богиню, и поэтому мы едим в этот день только рыбу. Это старый обычай, а я всегда чту старые обычаи.

Селена не ответила. У нее было тяжело на сердце. Она не понимала, почему не появляется Андреас, почему он все еще не догнал караван. Прошло уже две недели с тех пор, как они покинули Антиохию. Она беспрестанно оглядывалась и всматривалась в даль, тоскуя и беспокоясь о нем. Она чувствовала себя вялой и безучастной, словно в ее душе образовалась смертельная рана. Не существовало мазей и бальзамов, способных исцелить тоску, только Андреас мог сделать это своей улыбкой, прикосновением, своей любовью. Селена видела его лицо в пламени лагерного костра — скоро он приедет и заберет ее отсюда.