Огонь его ладоней

Я села прямо на пол, обхватила коленки руками. Совесть казнила памятью: вот я выпускаю из рук свой терминал, вот он лежит на краю, вот я, дурища, за ним лезу… Короткий жуткий полет вниз, страшные мгновения, когда мне показалось, будто Тася умерла. Как я испугалась за нее!

Слезы Митирува. Он тоже испугался, что Таська умерла, я же видела. Что я взъелась на него, спрашивается. Нормальный он, хоть и гентбарец. Как-то у них теперь все утрясется. Теперь, когда есть Январь.

Тут меня пробрало злыми слезами, но от рыданий я все же воздержалась. Серьезным усилием воли воздержалась, зареветь так и тянуло. Какое-то постоянное, дремучее, махровое невезение, даже слов не подберу, чтобы его охарактеризовать точнее. Стылое одиночество в дальних экспедициях, вот твое ближайшее и дальнее будущее, Эля. Смирись.

Я отправила вопрос лечащему врачу: можно мне уйти прямо сейчас, не дожидаясь утра? На удивление, разрешили. Но с обязательным появлением на утреннем обходе. Да пожалуйста!

С собой у меня ничего не было, так что я даже в палату заглядывать не стала. Митируву отправила сообщение, о Таське справилась у больничной нейросети, к подруге все равно сейчас не пустят, а спать она будет почти все время, пока не поправится. Больше ничего меня здесь не держало.

— Элина! — окликнул меня знакомый до дрожи голос.

Не успела. Не бежать же теперь. Я остановилась, обернулась:

— Да?

Январь не успел переодеться, был все в той же полевой форме, универсальной для пеших походов по лесам. И пахло от него лесом, корой саангмака, лесными травами, и немного озоном унявшейся грозы. Темные кудри, взгляд, в котором можно сгореть без остатка…

— Уже уходишь?

А, тоже больничную нейросеть спрашивал? Зачем бы… Или ему автоматически пришли сообщения, такое тоже могло быть.

— Да, — кивнула я, забыв про все остальные слова.

Мир отдалился, вращаясь где-то там, в миллиардах световых лет от меня. Вот он передо мной, мужчина, от которого безумие разливается по жилам жидкой лавой, и надо что-то говорить, что-то делать, но я не могу, стою столбом, и не могу ничего, ни сказать, ни сделать, и сейчас получится, как с Антоном, — миг возможностей окажется безвозвратно упущен. Я уйду, а он останется здесь. Я потом — в экспедицию, он — к себе на Альфа-Геспин. И всю свою жизнь я буду знать, что есть во Вселенной такой Январь Горячев, и что я сама была дура, упустила, как тогда, на Нивикии-Орбитальной, второй раз упустила, и…

И он вдруг шагнул ко мне, положил ладони на плечи — от прикосновения тряхнуло огнем, коленки подогнулись, — коснулся губами, я ответила… и весь мир ухнул за горизонт событий безвозвратно. Поцелуй в вакууме, черная дыра наоборот, снаружи все застыло как в сиропе, а между нами полетело с сумасшедшей скоростью время, и физически стало больно, когда все завершилось, и мы, оторвавшись, жадно смотрели друг на друга, вбирая в себя взгляд, отдавая взгляд и не умея остановиться.

ГЛАВА 7

— Разина! — сердитый окрик врача сдернул со счастливых небес на грустную планетарную твердь. — В палату.

— Почему это? — возмутилась я. — Зачем это? Вы же сами меня отпусти…

— Это я сразу не понял, куда вам так срочно понадобилось, Разина, — решительно сказал доктор. — И зачем! Ну, что ж, теперь исправляюсь, — он назидательно поднял указательный палец, поводил им перед моим носом. — Никаких. Активных. Физических. Нагрузок. Вам понятно?

Мне было не очень понятно, но сознаваться в собственной глупости не хотелось. Тем более, что Январь не спешил отпускать мою руку. Его ладонь, сухая и горячая, удивительным образом казалась родной, знакомой до каждой трещинки, как будто мы были вместе всегда, мы были вместе вечно, а потом потерялись ненадолго, а вот теперь снова нашлись.

— В палату, — приказным тоном велели мне. — Выпишу завтра вечером.

— Вечером! — взвыла я. — Вечером! Несправедливо!

— Никаких нагрузок, — повторил врач неумолимо. — Молодой человек, отпустите ее наконец, она за неполные сутки у нас не растает, поверьте мне.

Тут до меня дошло, о каких-таких активных физических нагрузок говорил старый доктор, и меня тут же охватило мучительным жаром. Мы же только что всего второй раз в жизни встретились! Мы же еще не…

Пользуясь моей растерянностью, врач увел меня из коридора, заставил лечь, а перед тем выпить снотворной гадости с приторным сладковатым привкусом.

— Знаю я вас, — ворчал он, водя ручным сканером над моей головой. — Молодежь. Потом привозят вас ко мне в реанимацию: спасай, эскулап, от инсульта, инфаркта и геморроя сразу…

— А геморрой-то при чем?! — слабо возмутилась я, лекарство начало действовать и в сон клонило со страшной силой. — У меня же травма мозга… вроде как… по вашему же диагнозу.

— Какого еще мозга, — заворчал доктор, — нет там никакого мозга… половые гормоны его растворили полностью. Лежите уже! Лечитесь.

Я хотела сказать, что не хочу лечиться, зачем мне лечиться, когда там, в коридоре, за дверью, — Январь. Но ничего не успела сказать: уснула.