Огонь, гори!

– Послушай меня, дорогая, – ласково произнес он. – Я в жизни не слышал имени той женщины, пока о ней не упомянул Хенли. Возможно, вскоре я и расскажу тебе, кто я и что со мной происходит. Я могу рассказать, где я некоторым образом впервые тебя увидел и почему твой образ так долго преследовал меня.

Он не увидел, а скорее почувствовал, как ее глаза, обрамленные длинными ресницами, изумленно уставились на него.

– Но сейчас я тебе ничего не скажу. Я не стану тебя пугать; я ни за что на свете не захотел бы испугать тебя. А пока вот что. Мне велено раскрыть совершенно идиотское преступление в незнакомом месте, среди незнакомых людей. И мне нужна твоя помощь.

– Милый, разумеется, я тебе помогу! В чем дело? Чевиот объяснил суть своего задания.

– Да, все очень глупо! – сказал он, хотя Флора вовсе не считала происшествие глупым, раз оно касалось его. – Но я понимаю, почему для них так важно раскрыть дело. Даже тип, которого называют «герцог», кем бы он ни был, считает, что…

Стоп!

Чевиот замолчал как раз вовремя: завеса в мозгу приоткрылась и показала ему зияющую пропасть.

Как он мог забыть? «Герцогом» именовали премьер-министра, герцога Веллингтона. Несмотря на почтенный возраст – герцогу минуло шестьдесят лет, – ему хватило задора, чтобы в марте драться на дуэли с лордом Уинчилси.

(«Ну же, Хардинг, – сказал он своему секунданту, – смотрите в оба, да получше отмерьте расстояние. У меня нет времени, черт побери! Да не ставьте его рядом со сточной канавой. Если я в него попаду, он в нее свалится».)

Ворчливый голос, казалось, эхом отдается в ночи. Герцог, седовласый и носатый ворчун, в двадцатом веке был сердцем музея Апсли-Хаус. Он как будто вынырнул из небытия, таща за собой весь свой век, пока карета, скрипя и кренясь, ехала к дому леди Корк. Сэр Джордж Мюррей возглавлял министерство колоний; лорд Абердин являлся министром иностранных дел. И самое главное, министром внутренних дел был мистер Роберт Пиль.

Флора не заметила оплошности; как и всякая женщина, она пришла в восторг, услышав намек на какую-то тайну.

– Но почему?… – упорствовала она.

– Почему птичий корм? Не могу сказать. Больше ничего не украдено. Ты хорошо знакома с леди Корк?

– Очень хорошо. Слишком хорошо!

– Хм… Не является ли она… Как бы лучше выразиться? Нет ли у нее каких-либо эксцентричных привычек?

– Она не хуже многих. Она, конечно, очень стара; должно быть, ей давно перевалило за восемьдесят. И у нее свои причуды. Леди Корк будет в сотый раз рассказывать тебе, что говорил ей доктор Джонсон, когда она была девочкой, и что она ему ответила. Расскажет, как бедный Босуэлл напился пьяным с лордом Грэмом и, шатаясь, завалился на вечер, который устраивала ее мать, и отпускал самые неприличные замечания о дамах; а потом ему было так стыдно, что он посвятил ей целый сборник покаянных стихов. Она до сих пор хранит их в шкатулке сандалового дерева.

– Правда, правда! – воскликнул Чевиот, живо вспомнивший книгу Босуэлла. – Значит, в девичестве леди Корк звали мисс Мария Монктон?

– Да… Джек!

– Что, дорогая?

– Зачем ты притворялся, будто в жизни о ней не слыхал, ведь тебе известно ее имя? И ты стал таким нервным и напряженным, как будто… как будто ты отправляешься на казнь.

– Извини, Флора. Скажи, леди Корк держит в доме крупные суммы денег?

Флора отпрянула:

– Господи помилуй, нет! Да и зачем?

– У нее есть драгоценности?

– По-моему, есть немного. Но они хранятся в большой железной шкатулке в ее будуаре – розовом будуаре; и ключ от шкатулки только у нее одной. Но при чем здесь?…

– Погоди, погоди! Дай подумать! Ты знаешь ее горничную?

– Джек, перестань! С какой стати мне знать горничных моих знакомых?

Взгляд Чевиота оставался настолько требовательным, он так барабанил пальцами по колену, что Флора уступила.

– Правда, – сказала она, вскинув круглый подбородок, – я немного знакома с Соланж… Ну да, с ее горничной! Соланж часто ставит меня в неловкое положение, но она меня определенно обожает.

– Отлично, отлично! Она может нам пригодиться. И наконец, есть ли у леди Корк родственники? Дети? Племянники, племянницы? Близкие друзья?

– Ее муж, – отвечала Флора, – скончался более тридцати лет назад. Дети выросли и умерли. – Вдруг Флора порывисто схватила его за руку. – Не смейся над ней! – тихо попросила она. – Я знаю, другие хозяйки модных салонов высмеивают ее громкий голос и старомодные замашки. Но у кого еще хватит доброты устраивать бал для молодежи, когда сама она предпочитает чаепитие и тихую беседу о книгах? Молодые гости только бьют ее фарфор, пачкают ковры и царапают мебель. Не смейся над ней, Джек, прошу тебя, не надо.

– Обещаю, что не буду, Флора…

Во время поездки он часто бросал пытливые взгляды в окно кареты. Они уже некоторое время ехали в гору; дорога стала как будто шире и была лучше вымощена. Чевиот отодвинулся от Флоры, с громким стуком опустил правое окошко и высунул голову наружу. Но тут же влез обратно и обнял Флору за плечи.