Огонь и агония

Быкову дали по мозгам и склоняли на всех съездах. И никто его не печатал. Кроме Твардовского в «Новом мире». Великий был главный редактор. Много мог, фигура доверия, высокие связи. И раз в год он печатал ужасные вещи Быкова. «Атака с ходу». «Круглянский мост». То неразбериха с картами и приказом, взяли проклятую высоту, а немцы отбили, а начальству уже доложили про успех; а немцы захватили нашего в плен и предлагают меняться, а командир роты берет да и меняет пленного немца на своего солдата. А это — военное преступление! Строжайше наказуется! А в роте обязательно стукач, и замполит знает, кто! И замполит сваливает в тыл от греха подальше. А командир так и остается с неизвестностью впереди… Вот — просто ситуация на войне…

А «Круглянский мост» — это просто конец всему. Это чистый Достоевский, но не в мягких гуманных реалиях XIX века, а в жестокой войне века ХХ, в Великой Отечественной. Партизанам надо взорвать мост, и командир подрывников придумал план: подросток возит через мост в деревню бидоны с молоком, в один бидон они положат аммонит, запалят шнур, и как раз на середине моста пацан, он решил помочь партизанам, сбросит бидон на настил, отъедет, а бидон грохнет и разрушит деревянный этот мостик. Телега въезжает на мост — и командир группы из кустов пристреливает коня, телега на месте, взрыв где надо, мост в щепки — ну, и пацана разнесло, конечно. «Война!» — жестко объясняет командир группы, а пацан ведь все равно полицайский сынок. И другой партизан, юный подрывник, выпускает ему в живот автоматную очередь. И ждет теперь в яме в отряде партизанского суда…

Война как клубок нравственных противоречий, как столкновение расчета и морали, как нравственная трагедия — вот генеральная тема и предмет изображения Быкова.

«Дожить до рассвета», «Его батальон», «Обелиск» — Василь Быков много написал. А хвалить его и возносить стали только после «Сотникова» — официально все разом, как по свистку, ну, как у нас принято. Ну, партийной критике было понятно и понравилось, что главное на войне — это верность присяге, долгу, советской идее, это превыше всего. Но повесть сложнее, как обычно у Быкова. Она о том, что благородство и святые намерения могут только губить дело и мешать. А вот умение, сила и ловкость, живучесть — они как раз скорее способны сделать необходимое дело. И святой становится иждевенцем умелого грешника. Но это — первый уровень.

А второй — что святой хранит верность убеждениям до конца и принимает смерть бестрепетно — смерть за дело, которое все равно победит. Будь верен долгу и идее, верен правде и справедливости — и твое дело все равно победит, даже если ты умрешь. Но твои соратники — победят. Однако это — только второй уровень.

А есть и третий. Это Сотников повинен в смерти крестьянки, которая их укрывала. И в предательстве напарника, Рыбака, он повинен. Сидел бы в отряде со своим кашлем, не был бы ранен, когда убегали от полицаев, не лез бы на рожон со своим геройством — так и дело было бы сделано, и живы все остались.

Четвертый же: не принимает Рыбака смерть, не лезет голова в петлю, когда он, согласный идти в полицию, помогавший вешать Сотникова, в ужасе от поворота судьбы, пытается покончить с собой. Вот рок его такой — жить. Слишком живой он, здоровый, умелый, расторопный. Есть люди, не способные умереть — и тогда жить приходится иногда так, что самому страшно и тошно.

Вот такую непростую штуку написал Быков.

И необходимо сказать о полной его противоположности — Борисе Васильеве. Прекрасный был писатель, замечательный человек, но особенность имел не сразу различимую. То же поколение, фронт, передовая, лейтенантские погоны, ранения.

Лейтенантская проза, так их всех и называли. Но вот у Васильева она не совсем так чтобы лейтенантская.

Слава Васильева началась в 1969 году с публикации в «Юности» всем памятной повести «А зори здесь тихие». А еще года через три вышел знаменитый фильм Ростоцкого. Страна плакала над гибелью пяти девушек в военной форме, павших в бою с немецкими диверсантами. И фильм, и повесть — трогательны, пронзительны, трагичны. И повесть более поздняя — «В списках не значился» — похожа по стилю, коллизии, эмоциям: юный лейтенант, война, первая любовь, кровь, самоотверженность, смерть.

Васильев прекрасный писатель, и я долго не мог понять, что же мне не нравится. Пока не сказал неожиданно для себя и к негодованию сокурсников: «Представьте себе повесть о пяти девушках-бойцах Народно-освободительной армии Китая, ценою собственной жизни уничтоживших шестнадцать гоминдановских диверсантов, которые хотели взорвать мост». В это время советско-китайские отношения были враждебными, еще памятное китайское примитивное геройское кино и книги высмеивались, пафосный патриотизм воспринимался пародией.