– Теперь тебе понятно, почему активность, проявляемая Кармен, так сильно радует меня? – с чувством спросил его Крис. – Я говорил с нею по поводу того, что надо бы оставить тебя в покое, но она неумолима. И я просто обязан ее поддержать, у меня нет иного выхода. И мне так радостно видеть ее выздоравливающей. Это же явный признак того, что Кармен чувствует себя лучше. За этот последний год она напрочь отказалась от таблеток – она даже не пьет. Она хочет что-то делать по дому. Она даже пытается как-то ухаживать за садом. Возвращение на работу было последним шагом, и ее поразило в самое сердце открытие, что на телевидении никто не ждет ее с распростертыми объятиями. – Он невольно вспомнил ее недавний неожиданный звонок из Санта-Моники, ее вопросы о Дастине. – И я по-прежнему беспокоюсь за нее. Равновесие так шатко. Она пока лишь едва-едва держится на поверхности, старается не захлебнуться. Не исключено, что она предпочла для этого не совсем правильный путь, однако она не видит перед собой возможности выбора, и то, что она движется, а не стоит на месте, работает на нее. И я хотел бы лишь одного – чтобы это не происходило за твой счет.
Джефф вздохнул и встал со скамейки, его полуулыбка приобрела довольно мрачный оттенок.
– Идем же, – сказал он. – Я хочу повидать твоего сына.
Воздух, охлажденный кондиционерами в доме ребенка, овеял их желанной прохладой.
– Мне очень жаль, Крис, – сказала ему Тина, поджидавшая их за столиком дежурной сиделки. – Мы приложили все усилия, чтобы хоть чуть-чуть успокоить его перед вашим приходом, однако он сегодня совершенно неуправляем. Мы исчерпали все свои возможности.
Крис молча кивнул, придерживая перед Джеффом дверь из просторного холла в коридор.
– О чем это она? – спросил Джефф, шагая по длинному коридору со множеством дверей по бокам.
– Его плач. Временами он плачет, и не имеет никакого значения, что ты делаешь, – его невозможно остановить. Ты меняешь ему белье, обнимаешь его, сидишь с ним на коленях, поешь ему песни – и не можешь ничего изменить.
Они услышали отчаянные рыдания Дастина, еще не дойдя до его двери.
Дастин выгнулся дугой на своей кроватке, руки накрепко прижаты к бокам, подбородок к груди. Все его маленькое тельце сотрясалось от рыданий, а синяя майка стала совсем темной от увлажнивших ее потоков слез.
Крис пододвинул стул вплотную к кровати и подался вперед, чтобы покрепче обнять маленькое тельце.
– Что тебе не нравится, Дасти? – спросил он. Джефф встал в изголовье.
– Мне надо было лишь один раз взглянуть на него, чтобы уже не сомневаться в том, кто его мать, правда? – Он провел рукой по вьющимся густым волосам. – Он просто чудесный мальчик. И совсем ничего не видит? – Джефф провел рукой перед глазами Дастина. – Тень? Свет?
Крис отрицательно покачал головой.
– Может, он хоть что-нибудь слышит? Определенные тона? До него вообще доходяг звуки?
– Нет.
Джефф подошел к кровати сбоку и приподнял маленькую изящную ручку, положив ее ладошку на свою.
– Прикосновение, – произнес он. – Это все, что у него осталось.
Крис завороженно наблюдал за тем, как Джефф медленно потянулся и взял в руки лицо ребенка. Дастин, похоже, был удивлен. Рыдания прекратились, когда Джефф начал методически, равномерными движениями вытирать влажные щеки большими пальцами. Крис затаил дыхание, и впервые за последние четыре года перед ним блеснул дикий сполох надежды. Перед ним стоял человек, явно обладавший некоей магией, человек, способный творить чудеса. Он невольно отодвинулся. Отодвинулся и напряженно следил за Джеффом и Дастином. Однако слезы Дастина, внезапно прекратившиеся, так же внезапно потекли опять, увлажняя руки Джеффа. Джефф опустил их на плечи ребенка, погладил его напряженные предплечья. Тихонько взял его руки в свои, пожал их, похлопал ладонь о ладонь и отпустил.
– На свете есть вещи. – сказал он, – которые уже невозможно изменить.
Крис молчал. Разочарование его было безмерным, хотя он прекрасно отдавал себе отчет в том, что вспыхнувшая в нем надежда была неоправданной и беспочвенной. Он поднялся, взял своего сына на руки и уселся в кресло-каталку. Закрыв глаза, он прижался подбородком к макушке своего сына.
Он уже закончил пение, и лишь когда вслед за этим Дастин начал свои невнятные протесты и просьбы снова петь, осознал, что плач прекратился. Крис открыл глаза и посмотрел на Джеффа, который сидел, привалившись спиной к стене, вытянув ноги на полу поперек комнаты, и улыбался.
Крис еще крепче прижал к себе Дастина, не обращая внимания на напряженность маленького тельца.
– Мы можем еще немного побыть здесь? – спросил он у Джеффа. – Как ты считаешь?
– Если ты захочешь, мы можем провести здесь целый день, – отвечал тот, важно кивая.
Они уже вот-вот должны были подъехать к Шугабушу, когда Крису вспомнилась легкость, с которой Джефф прикасался к Дастину.