Огонь и дождь

Джефф зажмурился, и в неверном свете молний Кармен увидела, как он пытается собраться с мыслями, овладеть собой. Впервые с того дня, как они познакомились, она увидела на лице Джеффа растерянность. Отчаяние. Она проникла в святая святых, на территорию, которую он хотел бы считать принадлежащей лишь ему, – и вот теперь он не в состоянии был ее отстаивать. Да и сама она мало что выиграла от такого успешного наступления на его жизнь. Каждое произнесенное им слово – пусть и жестокое – было чистейшей правдой. Она только и делала, что пыталась скрыться от этой разящей правды всеми возможными способами. Она пыталась убить себя, отравить себя таблетками и алкоголем, чтобы не стоять перед лицом реальности. Она изгнала из своей жизни Криса, она пыталась целиком уходить в работу. И вот теперь все заслоны рухнули перед этим импровизированным микрофоном, протянутым к ее лицу.

На нее накатила волна ужасной душевной боли – боли почти физической. Крис уверенно сжал ее плечи. В его пожатии она ощутила силу, о которой уже забыла за эти годы.

Тяжко вздохнув, Джефф провел рукой по своим черным волосам.

– Вы сказали, что Джефферсон тяжело болен. – Он взглянул на нее, и оказалось, что в его чертах не осталось и следа гнева – Это эмфизема?

– Да, – отвечала она, чуть не плача. – Он выглядел весьма болезненно. И он скучает по вас. Он скучает по своим внукам. Он... он очень сильно любит вас всех.

– Лучше было бы ему больше не видеться со мной. – Джефф прикрыл глаза рукой – Лучше, чтобы он не узнал... – Он снова взглянул на Кармен:

– Они хорошо присматривают за ним?

– Мне показалось, да.

Джефф направился к двери, на мгновение задержавшись, чтобы тронуть Криса за руку.

– Простите, – сказал он, и Кармен подумала, глядя, как его фигура скрывается в дожде, что извинялся он не перед ней, а перед Крисом.

Как только за Джеффом захлопнулась дверь, Крис приподнял Кармен и повернул к себе, крепко обняв. Она прижалась щекой к его плечу.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Как ты мог рассказать ему всю правду о Дастине?

– Он мой друг, Кармен. Он первый близкий мне человек, появившийся у меня за долгие годы.

Боль накатила на Кармен с новой силой.

– Когда-то ты считал меня своим близким другом.

– Да.

Она поколебалась с минуту, но потом все же решила высказаться.

– Ты знаешь, когда сейчас я подъезжала к Шугабушу и увидела свет в окнах усадьбы, то поначалу разозлилась на тебя, но потом почувствовала себя счастливой. Я хотела видеть тебя.

В ответ он лишь крепче прижал ее к себе.

– Крис? Ты не покажешь мне его фотографии?

– Дастина?

– Да.

Он задумался, прежде чем ответить, и она поглубже спрятала лицо у него под подбородком.

– Я не уверен, что сейчас для этого самое подходящее время. Ты еле стоишь на ногах. Ты...

– Сейчас. – Она отклонилась назад, ловя взгляд человека, который все эти годы продолжал оставаться ее верным другом – Я хочу увидеть их сейчас.

***

Миа сидела на стуле перед скульптурой. У нее над головой дождь отбивал на крыше коттеджа монотонный – слишком монотонный, чтобы казаться естественным, – ритм, и Шугабуш за ее окном был погружен в сонную тьму. Однако при желании она могла различить свет в окнах усадьбы. Джефф наверняка был там. Она видела, что он подъехал еще час назад, но не появлялся ни в своем коттедже, ни у нее. Было ясно, что он видел последний выпуск новостей по телевизору, установленному в складе. Миа была поражена таким бесцеремонным вмешательством в жизнь Джеффа так же, как если бы Кармен вмешалась в ее собственную жизнь. Она знала его слишком хорошо. Сломай он руку – она ощутила бы боль.

Она внимательно прослушала краткий, но прочувствованный отчет Кармен о встрече со стариком из тюрьмы. Так вот каков отец Джеффа, про которого он не считал себя вправе рассказать Миа. Вот одна из страниц его детства, которой он не смог с нею поделиться. И его отец оказался тяжело болен. Знал до этого Джефф про его болезнь или нет?

Она очистила модельный нож, которым работала в тот вечер Она уже перешла к мелким деталям скульптуры: складкам рубашки Джеффа, венам на тыльной стороне ею руки, подушечкам пальцев. И, безусловно, к деталям его лица. Она наконец выбрала выражение, которое придаст его лицу, – или это оно выбрало ее? За день до этого она сидела, глядя на безликую фигуру, и вдруг в какой-то момент ясно увидела на этом лице страх – страх, усиленный отчаянием. Она ясно представила, как должна будет вылепить нахмуренный лоб, расширенные глаза, сжатые челюсти. На его лице будет написано: да, что случится – то случится, и он будет бороться с обстоятельствами, однако не утратит при этом способности просто по-человечески реагировать на грядущие беды. Для горожан из Долины Розы он стал Богом. И все же при ближайшем рассмотрении он материален, он остается человеком, и прежде всего именно человеком будет выглядеть он в ее скульптуре.